Остров Бога - [13]

«Всё в руках Небес, кроме страха Небес»

(раби Акива)

«Сим суд деет,

Яафет власть имеет,

Хам пшеницу сеет.

Всеми смерть владеет»

(народная мудрость)

По протрезвлении своем, старик Ной, напророчил сыновьям весьма разную судьбу. О старшеньком сыночке Симе, а его имя на иврите звучит как Шем, повторяя одно из имён Божьих, говорил Ной с серьёзным лицом: «Благословен Господь Бог Симов». Да, да, именно так! Здесь речь идёт именно о том самом Боге, что дал нам у бурлящей горы Синай десять Заповедей и совесть в придачу!

О Иафете, или как принято в русской транскрипции писать, «Яафете», вещал Ной строго, но сообщил тоже нечто приятное: «Да распространит Бог Иафета», и Иафет так «распространился», что завоевывал весь мир. Спросите у англичан с испанцами, если мне не верите, они, как и русские, его прямые потомки. Один бедолага Хам, расстроенный долго ходил за отцом и нудил его отменить всё, потому что папа ему пообещал, что: «Будет он раб рабов у братьев своих».

У братьев были дети, у детей опять, дети, потом снова дети, и некоторые из них вели себя плохо. Вот, к примеру, Исав, взял и женился на двух хеттянках[9] сразу, и ещё, чтоб «порадовать» родителя своего Исаака, очаровал Махалафу, дочь Исмаила, своего дядюшки пустынного. Да, и Исмаил вёл себя необдуманно, и тоже через любовь. Он, маму свою Агарь египтянку, почитая, тоже решил по её совету связаться брачной узой с египтянками. И дети его, с египтянками, и их дети, вот и получается, что от потомков Сима, ускакали они далеко, на красивых арабских скакунах. А странного в этом нету ничего, потому что ангел, утешавший Агарь, предрёк ей вещи обидные для её материнского самолюбия и открыл глаза на плохое к ней отношение Сары, отъявленной, между прочим, семитки: "Вот, ты родишь сына, и наречешь ему имя Ишмаэль — сказал ангел, — И будет он дикарь-человек,… Он будет между людьми, как дикий осел». Такое беременным говорить нельзя, ангел, они могут насилие над собой сделать, чтобы осла дикого не родить! Эх, ангел, ангел, чему учили то: египтянке беременной от семита, и такие пророчества! Так что, наслушавшись этих бессердечных речей Агарь, как любая себя уважающая рабыня, рванула в пустыню подальше, от своей хозяйки Сары, которая хоть и не хлестала её полотенцем по смуглым ланитам, но ревновала, как заведённая. На той безводной равнине, обидчивая Агарь, чуть не потеряла, сына подростка, Исмаила, не в том смысле, что они в прятки играли, и он спрятался ненаходимо, а в том, что они вылакали всю воду, и бедняга чуть не издох от жажды. Вот тут опять объявился тот не тактичный Ангел, и отвёл психующую маму к колодцу. Жалко только, что с тех пор потомки Исмаила, женятся на египтянках, а они, все как одна, из потомков Хама, вот и «охамели», племянники островитян полностью, и это легко читается, в их уже несемитских, игривых глазах. Ну, щебечут они между собой, на языке из семьи семитской, на нём же вопят «Аллах Акбар» когда дергают за верёвочку, что бы к гуриям отбыть, и на семитском наречии молятся, умоляя Мухамеда испросить у Бога для других семитов скоростного издыхания, а это всё не по-нашему, не по семитски!

Современное употребление понятия «семиты» было введено в обиход германским профессором Шлёцером, человеком мало пьющим и поэтому удалённым М.Ю.Ломоносовым обратно в родную Германию, подальше от так любимых холмогорским мечтателем, соленых огурцов.

Эх, герр Шлёцер[10], герр Шлёцер, душу то, душу, измерять вы не умели, вот и путаница!

Недавно судьба свела меня с ректором одного международного гуманитарного училища, а как зовут ректора, извините, не помню, а и помнил бы, не сказал бы! Мог бы посмотреть в Интернете, но ленюсь. И вот мы поругались, до мощных выбросов желчи и довольно диких аргументов. Это я, с ректором то! Меня поименовали «расистом», а его, не скажу как, но гадко. А в душе, ещё хуже. Началось всё с того, что я начал разглагольствовать о ничтожности вклада арабов в мировую культуру. Ну, не с места же в карьер начал, а по причине ректорова интереса к перспективам мирного процесса на Святой земле, и их, арабов изобилия в ресторации, где мы питались.

Я шелестел потихоньку, причём без всякого шовинизма, когда ректор вдруг заявил, что «вклад арабов в развитие цивилизации просто недооценен». Тут я подскочил, гремя столовыми приборами, и разъярился. Его заявления типа, «а 1001 ночь»? а «цифры арабские», отметал я с презрением, оттого, что «сказки» отредактировал до неузнаваемости их переводчик Антуан Галлан, а таких славных парней как Аладдин и Синдбад, просто придумал. Цифры же знаменитые, и вовсе по-арабски, называются «индийские». «А компас?», — пискнула хорошенькая ректорова дочь. «Китайцы изобрели», — недовольным голосом прервал её папа. Потом мы добрались до происхождения видов и человеческих рас. Его аргументы в споре о равенстве-неравенстве рода людского, сводились к тому, что: «уже доказано изначальное равенство всех пород», а мои, к злобным вскрикам типа: «а факты почету-то говорят об обратном». В процессе наших «борений и воев», я вдруг осознал, что он моих аргументов не слышит, и даже не может услышать. Как любой левый интеллектуал, как они любят величать друг друга, ректор отключил уши и сознание, «не желая согрешить даже слушаньем» против святости либеральной идеи. Ну, я возьми и процитируй трёх тысячелетней древности слова: «