Остроумие мира - [26]

— Да здравствует король!

Франциск расхохотался и вернулся домой.

* * *

Франциск всегда говорил, что он первый дворянин Франции, и вообще высоко ценил и ставил благородство происхождения людей и никогда не позволял никаких непристойных шуток и выходок против дворянства. Он простил такую выходку только своему любимцу Дюшателю. Он хотел поставить его в епископы и по этому поводу спросил его, какого он происхождения, дворянин ли он?

— Государь, — отвечал Дюшатель, — у Ноя в ковчеге были три сына, но я, право, не знаю, от которого именно из них я происхожу.

* * *

Однажды Франциск I играл в мяч и позвал к себе на помощь какого-то подвернувшегося монаха. Тот сделал бесподобный удар мячом, и восхищенный король воскликнул:

— Вот это по-монашески!

— Это не по-монашески, а по-настоятельски, если б на то была воля вашего величества, — поспешил сказать воспользовавшийся случаем чернец.

Франциск тут же обещал ему настоятельство (аббатство) и скоро исполнил свое обещание.

* * *

Маршал Бриссак был столь счастлив с женщинами, что, по преданию, и всей своей блестящей карьерой был обязан покровительству прекрасного пола. Одно время он был усердным и частым посетителем г-жи д'Этаян, к которой захаживал и Франциск. И вот однажды случилось, что Франциск явился к ней как раз в то время, когда у нее был Бриссак. Тот, застигнутый врасплох, залез под кровать. Добродушный Франциск хорошо знал, что его соперник лежит под кроватью. Король захватил с собой свое любимое лакомство — котиньяк (пастилу из айвы). Полакомившись сам, он кинул коробочку под кровать со словами: «На и тебе, Бриссак, что ж так-то лежать!»

Вообще Франциск был редкостно добродушен и снисходителен к своим соперникам.

* * *

У Франциска был министр Дюпра, человек богатый, но жадный и до денег, и до почестей, которыми Франциск и осыпал его, имея в виду возможность попользоваться его золотом. Но прижимистый Дюпра не раскошеливался. Тогда король придумал уловку. Он объявил Дюпра, что получил от своего римского посла известие о смерти папы. Честолюбивый Дюпра сейчас же вообразил, нельзя ли ему будет угодить в папы?

— Государь, — сказал он Франциску, — в интересах государства было бы в высшей степени важно посадить на папский престол вашего доброго подданного, беззаветно преданного вашему величеству.

— Разумеется, — подхватил король, — и разумеется, никого иного, как тебя. Но ты знаешь, что надо подмаслить кардиналов, а для этого нужна такая куча золота, что я в настоящую минуту не могу об этом и думать.

Дюпра немедленно прислал королю две бочки золота.

— Вот теперь отлично, — сказал Франциск, — если его не хватит, я уж добавлю из своих.

Между тем из пришедших частных известий из Рима явствовало, что папа жив и здоров. Дюпра бросился к королю и просил вернуть его бочки с золотом. Но Франциск сказал ему:

— Подожди, это все напутал мой посол; вот я его за это хорошенько выбраню. А ты не торопись; ведь папа все равно рано или поздно помрет, твои деньги и пригодятся.

* * *

Очень забавно приключение Франциска и с ворами, хотя его приписывают и другим французским королям. Король однажды заплутался в лесу во время охоты и, увидав какую-то хижину, вошел в нее. В ней было четверо таинственных незнакомцев, которые сделали вид, что спят в ту минуту, когда король вошел. Потом вдруг один из них, как бы внезапно проснувшись, сказал королю:

— А ведь шляпа-то на тебе моя, я это сейчас видел во сне.

И он овладел шляпой короля. После первого проснулся другой; этот тоже видел во сне, что кафтан на короле принадлежит ему. Точно так же третий сновидец овладел какой-то вещью, а четвертый— охотничьим рогом короля на великолепной золотой цепи.

— Подождите, пожалуйста, — сказал король последнему из грабителей, — я хочу вам только показать, как обращаться с этой вещью.

И, схватив рог, он громко затрубил. Свита, давно его искавшая, тотчас кинулась на звуки рога, и скоро в хижине появилась толпа егерей, с недоумением смотревших на компаньонов короля.

— Эти господа, — сказал Франциск, — видели во сне, что все, что на мне было надето, принадлежало им, а я видел во сне, что их надо отвести к ближнему судье и усыпить их таким сном, в котором снов уже не бывает.

* * *

Однажды Крильон, один из любимых генералов Генриха IV, прислал ему письмо, в своем роде образцовое произведение краткого и сжатого стиля:

«Государь, три слова: денег либо отпуск».

Генрих отвечал:

«Крильон, четыре слова: ни того, ни другого».

Выслушав любовное признание Генриха IV, Катерина Рогаи (впоследствии герцогиня де Пон) отвечала ему:

— Государь, я не столь высокого происхождения, чтобы стать вашей супругой, и вместе с тем достаточно благородна, чтобы не быть вашей любовницей.

* * *

Генрих IV очень недолюбливал тех, кто брался судить о вещах, выходивших за пределы их ремесла, специальности, вообще понимания. Так, однажды какой-то прелат очень пространно и очень нелепо рассуждал при нем войне. Послушав его некоторое время, Генрих вдруг совершенно неожиданно прервал его вопросом, какого святого память в тот день праздновалась церковью, давая ему этим знать, что в святцах он может не иметь соперника, но о военном деле рассуждать ему вовсе не подобает.