Остроумие мира - [28]

* * *

Один дворянин долго колебался и все не решался, к кому пристать — к Генриху IV или к его врагам. Однажды, увидав этого человека, Генрих сказал ему:

— Подойдите, сударь, не бойтесь; если наша возьмет, так ведь вы будете на нашей стороне.

* * *

Однажды Генрих IV приказал своему министру Сюлли явиться к нему на другой день с утра, чтобы засесть, не отрываясь, за важные государственные дела. Верный Сюлли явился в назначенный час к дверям королевской опочивальни, но Генрих велел ему сказать, что у него лихорадка и чтобы министр пришел после обеда. Сюлли, знавший своего повелителя насквозь, сейчас же почуял, что тут что-то не так; он не ушел, а остался, на всякий случай, переждать. Прошло некоторое время, и вот он видит, что из комнаты короля выходит очень интересная молодая особа; скоро после нее вышел и король. Увидав Сюлли, он смутился, принял самый угнетенный вид и начал жаловаться опять на свою лихорадку.

— Государь, — сказал ему Сюлли, — я знаю, что у вас была лихорадка, но я думал, что она вас уже оставила; по крайней мере, мне показалось, что как будто бы она минут пять назад вышла из вашей комнаты и ушла вниз по лестнице.

* * *

Однажды зимой, в сильнейшую стужу, Генрих IV ехал по улице, весь закутавшись в меховой плащ и все же чувствуя, что ему холодно. И вдруг он видит известного ему молодого гасконца, который весело шагает по морозу в очень легком костюме. Король был чрезвычайно поражен выносливостью этого молодца, подозвал его и спросил, как это он ухитряется оставаться живым на таком морозе в таком легком костюме.

— Неужели тебе не холодно?

— Нисколько, государь.

— Помилуй, да я в моей шубе весь дрожу! — воскликнул король.

— Ах, государь, — сказал ему гасконец, — кабы вы делали так, как я, то никогда бы не зябли!

— Научи, пожалуйста! — попросил король.

— Очень просто, надевайте на себя, как я делаю, весь свой гардероб, всю одежду, какая у вас есть, и будьте уверены, что никогда не озябнете.

* * *

Генрих IV очень любил своего сына и наследника Людовика XIII. В то время астрологи еще процветали почти повсюду при дворах королей и владетельных особ. Маленькому дофину составляли множество гороскопов. Так как звездочеты говорили все разное, то над ними трунили и объявили, что они все врут. Генрих с этим соглашался и сам смеялся, но однажды сказал про них:

— Они все врут да врут, а пожалуй, до того доврутся, что и правду скажут.

* * *

Однажды он играл со своим наследником, возя его на себе и ползая на четвереньках по комнате. В эту минуту в комнату вдруг вошел испанский посланник. Не оставляя своего занятия, Генрих спросил у него:

— Господин посол, есть у вас дети?

— Есть, государь.

— Ну, тогда я могу при вас докончить мой круг по комнате.

* * *

Во времена Генриха IV проявился какой-то человек, обладавший непомерным аппетитом, евший за шестерых, как доложили о нем королю. Тот, заинтересовавшись таким чудищем, пожелал его видеть. В свою очередь едок тоже очень хотел быть представленным королю, полагая почему-то, что будет отменно награжден за свои отличия.

— Это правда, что ты ешь столько, сколько надо шестерым? — спросил король.

Обжора подтвердил.

— Ну, а работаешь ты тоже за шестерых? — продолжал король.

— Никак нет, государь, работаю, как всякий другой моей силы.

— Черт возьми, — сказал король, — если б у меня в королевстве было много таких, как ты, я бы вас всех перевешал, потому что вы бы у меня объели все государство.

* * *

Однажды Генрих IV сказал испанскому послу:

— Если испанский король раздражит меня, я буду за ним гнаться до самого Мадрида.

Посланник ответил ему:

— Вы будете, государь, не первым французским королем, побывавшим в Мадриде.

Это был злой намек на мадридский плен Франциска, и Генрих спохватился, сдержал себя и сказал:

— Господин посланник, вы — испанец, я — гасконец; оба мы мастера бахвалиться; лучше оставим эту манеру, а то Бог весть до чего договоримся.

* * *

Генрих IV был добрый католик и по праздникам усердно присутствовал на богослужении, но по будням редко бывал в церкви. Он говорил по этому поводу:

— Когда я работаю на общее благо и в это время как бы забываю Бога, то мне кажется, что забываю Его ради Него.

* * *

Однажды он играл в мяч и выиграл четыреста экю. Он взял этот выигрыш сам и спрятал, сказав при этом:

— Это уж будет мое кровное, никуда не денется, потому что не пройдет через руки казначеев.

* * *

У него был любимец духовник, отец Коттон, что по-французски значит — вата. Всем было известно, что духовник имеет огромное влияние на короля, и влияние это никому не нравилось. Поэтому говорили:

— Король охотно выслушивал бы правду, кабы у него не была вата в ушах.

* * *

Проходя однажды по залам Лувра, Генрих IV встретил какого-то совсем ему неведомого человека и, видя, что он всего больше смахивает на слугу, спросил, чей он, кому принадлежит.

— Самому себе, — отвечал тот.

— Милый мой, — заметил король, — у вас глупый господин.

* * *

Испанцы, с которыми Генрих IV был в нескончаемой вражде, под конец его царствования распустили слух, что он совсем болен, разбит, изнурен подагрой и вообще безопасен как воитель. Генрих узнал об этом, и, когда прибыл к нему испанский посол дон Педро де Толедо, Генрих принял его в Фонтенбло в большой галерее, по которой и принялся ходить самыми быстрыми шагами, не переставая в то же время беседовать с послом, который был вынужден бегать за королем, пока у него не подкосились ноги от усталости.