Осторожно, в джунглях засада! - [16]

Минуты, отлитые из свинца. Минуты скорби и клятвы в верности. Много лет эти ежегодные три минуты отмечались тайком. И только теперь по призыву профсоюзов Нигерии трудящиеся открыто чтят память жертв колониализма. Когда мы стояли в долине Ивы, замерли локомотивы и суда, станки и автобусы по всей стране.

Еще не сооружен памятник горнякам Ивы. Шахтеры Нигерии только начали сбор средств. Скоро здесь, в долине, где рождалась будущая независимость нигерийского народа, появится монумент свободы.

НА ПЕРЕПРАВЕ

Я хочу рассказать о чудесном, мечтательном племени африканских мальчишек. Как ни отличаются друг от друга Конго, Нил и Нигер, ребята повсюду одинаковы. В Кении, в городке Томсон-фоллз, что на самом экваторе, я познакомился с братьями Мурумби. Два юрких, улыбчивых человечка — Филип и Джозеф — сразу похвастались: «А наш отец — главный на электростанции». И потащили меня вниз, в каньон, где маленькая речушка образовала великолепный водопад Томсон-фоллз, давший городку имя и туристов.

Перепрыгивая через камни-ступени, мы домчались до деревянного сарая. Это и была электростанция, питавшая током одно-единственное здание местной гостиницы. Отец Филипа и Джозефа — неграмотный механик-самоучка — был единственным рабочим на этой «электростанции». Он ласково потрепал головки сыновей и сказал мне: «Они увидят здесь когда-нибудь настоящую гидростанцию».

И вспомнилась мне встреча на другой реке, в другой стране, с другим мальчишкой.

…Кину — так называют на Нигере пирогу — скользила против течения. Вот она поравнялась с паромом, и мы увидели женщину с ребенком на коленях. Он приник к материнской груди, а африканка осторожно, плавно перебрасывала остроконечное весло, вонзая его в упругую зеленоватую воду.

Паром вышел на середину реки. На западном, оставленном нами берегу мерцающими, переливающимися угольками угасал костер заката. А на востоке небо еще пылало, одно за другим занимались вечерним пожаром облака.

Дюшаб — большеголовый мальчишка — пристроил около нас корзину, из-за которой его едва было видно. Мы познакомились с ним еще на берегу, томясь в ожидании парома. Мы знали о нем, кажется, все. И что отец послал его сегодня на рынок в Онитшу, где придется ему заночевать у родственников. И что давно пора им всей семьей переселиться на левый берег Нигера. Там базар, там у Дюшаба целая ватага двоюродных братьев и сестер. Но отец говорит: рано. За рекой надо платить за школу с первого класса: там уже Восточная область Нигерии и другие законы. А здесь, в Западной области, платят только с седьмого класса.

Знали мы, что Дюшаб мечтает стать инженером. Нет, он не видел еще ни одного живого инженера.

Торговцы богаче? Ну и что! Он же сказал, что хочет быть только инженером.

Паром коснулся берега, вздохнул, замер…

Разговор тогда прервался — подошел долгожданный паром. Потом была суета, по ненадежному трапу машины въезжали на палубу, прижимались вплотную к борту, теснили людей. Мы потеряли Дюшаба. Но он сам пробился к нам, снял с головы корзину и примостился рядом.

Чтобы обратить на себя внимание, мальчик дотронулся до рукава.

— Видите, во-он тот мыс? Там будет настоящий мост через Нигер. И не придется вовсе ждать парома. Помолчал.

— А у города Каинжи Нигер совсем перегородят, слышали? Там будет станция, от которой свет пойдет по всей стране. Это чистая правда, нам рассказывал господин учитель. И не будет коптилок и лучин, всюду свет, как в домах белых. А еще та плотина запрудит Нигер, и будет вдоволь воды, чтобы поливать земли.

— Ты хочешь строить плотину, мост, электростанцию? Ты поэтому мечтаешь быть инженером, Дюшаб?

Только по движению губ можно было угадать его «да».

Вот и исчезли прощальные блики заката, и лиловая завеса растворила лодки, смыла очертания берегов, прикрыла Нигер. Остались только блестящие мальчишечьи глаза. Паром коснулся берега, вздрогнул, замер.

…На каждом автобусе, съезжавшем с парома, был свой девиз. Мы читали: «Бог — вот единственная надежда бедных». А следом другой автобус. И новый лозунг: «Будущее покажет, на что мы способны».

На берег сходили женщины с привязанными за спиной детьми, рыбаки со снастями, крестьяне…

— Бабу найри! — звонко несется с берега.

— Бабу найри, Дюшаб! — отозвалось наше эхо. «Бабу найри» на языке йоруба значит «счастливого пути».

…Вот и скрылся Нигер, родилось новое утро, воскресла зелень саванн, на небе и в одежде нигерийцев царят две краски — белая и синяя. А из памяти никак не уплывает кину и африканка с ребенком, лиловое небо, опускающееся на серо-зеленую ртуть реки, два девиза — смиренный и гордый, гортанная скороговорка Дюшаба, его мечтательные глаза.

Дюшаб еще не знает, как ему будет трудно. Где возьмет отец сто фунтов в год, чтобы отдать его учиться в среднюю школу? А потом — платный колледж, затем сто фунтов ежегодно за право заниматься в университете… В Лагосе мы спросили первых встреченных нами студентов, кто их родители. Оказалось, что у одного отец — посол в Сьерра-Леоне, у другого — офицер полиции, у третьего — владелец рудника. А у Дюшаба отец — бедный ремесленник.

И все же Дюшаб сможет добиться своего, сможет. Их в Нигерии сейчас три миллиона, тех, кто сел за парты начальных школ, кто мечтает строить новую жизнь, полную света.