Осторожно — пума! - [8]
Однако это не было самоубийством, человек хотел жить, но его томил какой-то навязчивый страх. Скорее всего это была «пума».
Самый страшный зверь
Волков в тайге мало, в степях и тундре они чаще встречаются. Кроме того, появись они где-нибудь и попробуй набедокурить — сейчас же целая армия охотников выйдет на их истребление. Нет, волк не очень опасен для экспедиционных исследователей тайги. В конце концов против него даже дубинка — оружие.
Рысь слишком осторожный зверь, чтобы попадаться на глаза и тем более нападать на человека. Если ей не наступишь на хвост, ни за что первая не нападет. А ввиду того что рысий хвост слишком короток, то наступить на него почти невозможно.
Общепризнанный хозяин тайги медведь — противник серьезный. На него с дубинкой не пойдешь — бесполезно: все равно задерет. Однако первым нападает, только когда встретишься с ним нос к носу и бежать ему некуда. Бывает, медведица нападает, когда ей приходится оборонять свое глупое, необученное потомство — почти всякая мать готова пожертвовать собой для детей. Но и это случается нечасто, обычно медведица находит способ отвести медвежат от опасности.
Несколько лет назад шли мы впятером по красивой долине Верхоянского хребта. По сторонам вздымались коричневато-серые остроконечные вершины гольцов в каменных шапках. Кое-где на коричневом поле гольцов блестели снежники. Снег залежался в глубоких тенистых промоинах до августа. Снизу гольцы опушены сплошной зеленью кустов кедрового стланика. Ниже этой похожей на зеленый каракуль опушки и до самой речки горы покрывало лиственничное редколесье с ольховниковыми, ивовыми и березовыми кустарниками. На речных террасах среди лиственничника то и дело попадались злаково-разнотравные лужайки с яркой изумрудной зеленью и массой цветов. Лес и пойму раздвигала белая кипень наледи — глазам больно от ее блеска. А речка разбегалась мелкими ручейками по широкой галечниковой пойме, как будто раздавленная мощным льдом среди зелени растений, и только далеко ниже по течению все ручейки собирались опять в одно русло. Шаталось русло от берега к берегу, гремело камешками и укладывало из них косы то с одной, то с другой стороны. На крутые берега вода набрасывалась с злобным шумом, подмывала и рыла котлы под скалами.
Идти по косам как по асфальту: ни болотные кочки под ногами не путаются, ни кусты за рюкзак не цепляются и дорога не в гору — почти ровная. Так вот с косы на косу и шли мы для сокращения времени. Ночь приближалась, а до лагеря дойти нужно было обязательно. Там, где речка мелкая, мы по камням на перекате переходили на противоположную сторону, чтобы не лезть на скалы или в прирусловую чащобу, и ускоренным маршем шагали по противоположной косе.
Вдруг шагах в пятидесяти увидел я, что с нашей стороны на противоположную наметом скачет медведь. Бурый, огромных размеров. Я сделал шаг в сторону, чтобы и другим видно было (они шли за мной гуськом).
Вот, говорю, и медведь. Мне-то приходилось с ними встречаться, а спутникам моим — нет.
Остановились мы и приготовились смотреть, как медведь удирать будет от нас. Не тут-то было. Он речку перепрыгнул, встал на задние лапы, а передние так жалостно свесил и стоит на нас смотрит, уходите, мол, пока я добрый. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы медведь не спешил убежать от пяти человек. Думаю: неужели любопытство сильнее страха? На пять человек не больно-то нападешь! Уверен, этот косолапый не знает, что в нашем ружье патроны только дробью пятым номером заряжены — и ни одного жакана. Знал бы это, разбросал бы он нас как хотел.
Я громко приказал:
— Чего встал? Давай проходи!
Послушался он, опустился на все четыре и еще прыжка три сделал. Как только его скрыли кусты, он опять поднялся на дыбы и стал внимательно смотреть на нас — чуть не плачет.
Что, думаю, за ерунда? Быть не может! Опять закричал на него еще громче, и тут все мы увидели, как кусты зашевелились и малыш-медвежонок к матери катится.
А думаю, вот в чем дело: не медведь ты, а медведица, того давно бы след простыл.
Медвежонок подскочил к матери, вместе они пробежали немного еще до подъема в гору и опять остановились, опять медведица на задние лапы над кустами поднялась.
— Да что же ты ваньку валяешь, — кричу, — давай убегай, пока цела.
В это время зашевелились ветки на вершине лиственницы, которая около медведицы стояла, и вниз начал сползать медвежий близнец. Мелко перебирает лапочками по стволу, торопится вниз, видно, мать дала какой-то приказ. Сделает медвежонок несколько шажков по стволу, остановится, обернет башку в нашу сторону, черные глазки-пуговки удивленные: впервой, мол, такие звери в наших дебрях. Кто такие? А мать не на шутку разволновалась, аж дрожала вся. Дождалась, когда сын с дерева спустился, шлепнула обоих, и только кусты затрещали — все семейство шарахнулось в гору, только мы их и видели.
Не знаю, стали бы мы стрелять, если бы решили предупредить нападение зверя и если бы были жаканы или карабин? Убить-то было нехитро — три раза спокойно можно было прицелиться, но уж очень жалобно мать взглядом нас умоляла не трогать ее: пропадут ведь малыши.
