Осторожно — пума! - [53]

— Слышал?

— Слышал.

— Где кричали?

— Там, — показал он в противоположную сторону долины — вверх по течению.

Стало совершенно ясно, что Семенов путает намеренно, будучи замешанным в пропаже Киры. У меня сжались все мышцы, готовые к схватке с бандитом. Не знаю, что именно, но что-то меня удержало от мгновенно принятого решения пустить пулю в голову Семенова.

— Хорошо. Иди вперед. Внимательно ищи следы. Если там кричали, то должен быть след от низовья реки.

Потихоньку, незаметно для него я послал патрон в патронник карабина и поставил затвор на боевой взвод.

Я шел сзади с карабином на руке, внимательно следя за каждым движением якута и в то же время, как и он, смотря на признаки следов. Если бы он сделал хоть малейшее движение, напоминающее намерение снять берданку с плеча, я выстрелил бы ему в голову. Уверенный, что он виновник пропажи Киры, этот выстрел я расценивал как необходимый для самозащиты.

До самого русла Семикачи и на другом склоне ее долины никаких следов мы не обнаружили. Правда, я следил больше за Семеновым, чем за следами. Я-то знал, что тут следов не может быть и никто не кричал в верхней части семикачинской долины.

Пошли вдоль русла к устью на свою поляну. Когда среди деревьев показались просветы у входа на поляну, с нее вдруг опять повторился тот же визг, на той же ужасающе тоскливой ноте. Но тут мы оба увидели источник его. Визжал жеребенок, укушенный взрослой лошадью, с которой он рискнул познакомиться поближе. Со Светлого на зимнее пастбище сюда ежегодно пригоняют молодняк. Небольшой табунок подошел сюда к полудню во время нашего отсутствия. Визг жеребенка точь-в-точь напоминал женский. Веемое тело вдруг обмякло, как будто кто-то повернул рубильник, выключив непосильное напряжение. Открыв затвор, я вытащил патрон из патронника. Страшная усталость почти валила с ног — видимо, даже только решение убить человека принимать нелегко.

А все же, почему Семенов указал на противоположную сторону от источника звука? Может быть, в силу непостижимых акустических свойств семикачинской поляны? Небольшая разница в высоте или условий экранизации звука деревьями могла исказить впечатление от его направления. И не потому ли якут, работавший на соседней поляне, принял один выстрел и его эхо за дуплетный или почти дуплетный выстрел? Да, но разницу в оценке времени выстрела в четыре часа разными людьми все же не объяснишь акустикой…

На поиски Киры были сняты все рабочие моего отряда, работники других отрядов нашей экспедиции, многие жители Светлого, Хомолхо, якутского колхоза. Над всем бассейном Семикачи и Хомолхо несколько дней подряд кружил самолет. В течение двух недель мы ходили цепью в пяти — десяти метрах один от другого и внимательно всматривались. Все долины, склоны и гольцы в радиусе десяти — двенадцати километров от семикачинской поляны обошла наша цепь. Ни один куст, кочка, стог сена не остались вне тщательного осмотра. Все напрасно.

В «Очерках по истории Ленских золотых приисков» написано: «Ее искали очень долго и не могли найти. Нашли лишь места, где она отбивала от скал образцы пород». Это ошибка — ни одного места с потревоженными геологическим молотком скалами в полосе Кириного маршрута ни мы, ни прибывшие с некоторым запозданием следователи не обнаружили.

Следователь, врач и начальник районного отдела уголовного розыска допросили всех присутствующих в районе семикачинского зимовья и всех рабочих нашего отряда. Мне стало страшно. Ведь не только несколько рабочих, но два бригадира в составе нашего разведочного отряда скрывались от закона. Только тогда вдруг я понял, что стал даже, может быть, укрывателем беспаспортных, беглых и вообще невесть каких граждан. Наверное, уже за это меня можно было привлечь к законной ответственности. Но именно их руками я делал важное для Родины дело. Как-то не было серьезного страха за собственные незаконные действия. Может быть, еще и потому, что мысли о трагедии Киры затмевали все остальное.

На мое искреннее опасение за судьбу разведки золота и моего разведочного отряда начальник угрозыска конфиденциально сказал:

— Вы что же, думаете, что мы не знаем, кто и как у вас работает? Все они у нас на учете. Дорога здесь только одна — через порт Бодайбо, и, кого не нужно, мы просто не выпустим отсюда. Арестовывать и рассылать по местам прежних отсидок нам не выгодно — это же прекрасная рабочая сила! Вы ведь, кажется, не жалуетесь на их леность или неопытность? И ведут они себя разумно, не буйствуют.

Да, мы с Раменским не жаловались. Действительно, буквально все наши рабочие работали не покладая рук, с выдумкой, инициативой. Их захватила внушенная нами перспектива найти в заброшенной долине промышленную россыпь. Задачей всей нашей экспедиции было не только найти россыпи, но и возродить добычу золота в Дальней Тайге. Поэтому в случае обнаружения мы должны были разведать, подсчитать запасы и сдать золотоносную россыпь в эксплуатацию. После приемки разведанных площадей наши рабочие имели право перейти на самостоятельное старание на любом шурфе и на любом горизонте погребенных террас.

— А то, что они преступили закон, — продолжал милиционер, — мы решили не замечать до тех пор, пока они работают и ведут себя правильно. Вы что же думаете: они в лагерях больше пользы принесут и скорее перевоспитаются, чем здесь? Тайга воспитатель идеальный, в ней свои законы: ни грабить, ни убивать нельзя. Попробуй ограбь — самих кокнут. Вот вам и воспитание, и уважение к чужой собственности. Кроме того, интерес есть — золото моют, стране польза, и немалая. И им занятие, и государству валюта, и трудовой навык у них, да и время для решения, как жить дальше, есть. Только присматривайтесь к Матвею Ивановичу — он сам воспитатель сильный, а воспитание-то у него не то. Впрочем, это дело не мое…