Осторожно — пума! - [3]

— Отлично! Значит, вы сможете вести топографический журнал, а то ведь техников-топографов не обучали ни геологии, ни почвоведению, а журналы заполнять требуют, раз их напечатали.

И он для примера показал топографический журнал, заполненный техником-топографом и забракованный начальством.

Журнал представлял собой общую тетрадь в твердых корках. Каждая страница требовала множества сведений. На первой странице было напечатано «Геология» и оставлено около 60 строк для повествования о строении земной коры в данном районе съемок. В журнале же стояла буква Z, что означало честное признание топографа в некомпетентности по части геологического строения его участка. На нескольких страницах требовалось дать характеристику рельефа. Здесь всего на одной строчке стояло: «Рельефа нет». Очевидно, топографу попалась равнина. На следующей странице следовало дать сведения о почвах. И здесь была заполнена лишь одна строчка: «Почвы вспаханы». А вот о каких почвах — подзолистых или черноземных, грубоскелетных или суглинистых — шла речь, не было известно.

После ознакомления с такими записями и содержанием требований мы воспрянули духом и заверили, что заполним не только по одной строке, а по нескольку страниц на каждый раздел журнала, только бы посмотреть все это непосредственно в поле. Удовлетворенный начальник партии приступил к обучению нас основам топографического дешифрирования, то есть тому делу, в котором он «собаку съел», хотя лишь всего один год существовала аэрогеодезическая съемка в Советском Союзе.

Обучение шло успешно, начальник был доволен и начал хвалить район, вверенный ему для топографической съемки.

— Вам, надо сказать, повезло. Забайкальская тайга — это садик по сравнению с сибирской или, того хуже, с дальневосточной тайгой, куда попали ваши товарищи. Дождей тут мало. В болотах не утонешь. Заблудиться почти невозможно, имея такой прекрасный и исключительно точный аэрофотоматериал. Район весьма фотогеничен, и вы в этом убедитесь завтра же на практическом дешифрировании.

Для первого опыта решили взять площадь в половину топографического листа, разделить ее на равные участки между всеми географами и описать вместе с дешифрированием — так, чтобы это служило эталоном для дальнейших работ. Общими усилиями составили краткую инструкцию-вопросник, на что обращать внимание при полевом исследовании и что выделять на аэрофотоснимке.

Девушкам дали участки с селами, а самые дальние, таежные, достались наиболее крепким старшекурсникам. Решили, что девушки будут изучать свои участки по двое, чтобы никто не обидел, а мужчины могут ходить и по одному. Сейчас строжайше запрещено посылать в тайгу исследователей в одиночку, тогда же как-то мало доходила серьезность этого правила и до исполнителей, и до начальников, и сплошь и рядом человек один уходил на несколько дней и в тайгу, и в горы.

Следующий день был занят снаряжением и подходом к участку работ. Снаряжение мое нехитрое: полевая сумка с аэрофотоснимками и полевым дневником, анероид в другой сумке, на поясе геологический компас и охотничий нож, который я успел купить у бурята, за плечами крохотный (теперь таких не делают) рюкзак с тонким одеялом, солдатским котелком, ложкой, кружкой, пшеном, хлебом, баночкой масла, сахаром, солью, в руках геологический молоток и плащ через плечо. Одежда в точности соответствовала одежде географа из популярного в то время приключенческого кинофильма «Золотое озеро»: пестрая ковбойка, новые ботинки и брюки, правда основательно проношенные.

Участки Лизы Цирюхиной, Димы Борисевича и мой были самые дальние, и поэтому, чтобы добраться до них, нам дали вьючную лошадь с рабочим, который должен был сопровождать Лизу в маршруте.

Рабочий — типичный забайкалец: широкоплечий, кряжистый, широкоскулый, с жиденькой бородой и узкоглазый, хотя и русский. Он не выпускал изо рта самодельную трубочку, на его лице ничего не отражалось, даже если бы случился пожар или землетрясение. Тем не менее, завьючив лошадь, он, почти не глядя на меня, не спеша сказал:

— Однако, паря, обутки у тебя шибко худые — по чепуре[1] на день. В тайгу ичиги надо.

Ичигов у меня не было, а про себя я подумал: всяк кулик свое болото хвалит, а забайкалец — свои ичиги. Неужели они лучше новых хромовых на рантах ботинок? Да и в «Золотом озере» географ был одет именно так, как я.

К вечеру мы достигли места, откуда должны были разойтись в разные стороны. Тропа затухла в кустарнике. Падь сузилась, а сопки как будто поднялись выше. Я облюбовал для ночлега лужайку при впадении одной речки в другую, но рабочий забраковал ее.

— Однако, паря, место худое. Ночью с дабана[2] хиус[3] будет — сгорим.

Пройдя еще полкилометра, он остановился у подножия сопки с густым лесом.

— Вот де баско и без балагана табор будет.

Ночь под открытым небом. Ровно горит костер. Над головой густой шатер пихтовой кроны. Крупные звезды на темно-синем бархате. Наш проводник, подстелив ватник, спит в одной рубашке у костра. Тишина.

Утром бодрое расставание. На самом же деле не так-то уж уверенно себя чувствуешь впервые один на один с тайгой. Но ничего не поделаешь: назвался груздем — полезай в кузов — престиж географа, мужское достоинство, ответственный эксперимент требовали мужества.