Осторожно — пума! - [25]

А отец и говорит: ладно. Был бы охотник да белка, а крошек и в Катангаре достанем, а в тайге-то и крошек не найдешь.

Жизнь охотника научила бережно относиться к крошкам в тайге, и он знал им истинную цену.

Наше положение было похоже на рассказанное. Работы еще было много, а хлеб кончался. Идти за ним в село — значит, потерять несколько дорогих суток в то время как стояли погожие дни. Захаров не только по привычке собирал крошки, но и воспитывал бережливость и осмотрительность у молодых рабочих.

К месту и к делу рассказанная притча о крошках запомнилась на всю жизнь, и, чего греха таить, не раз случалось на практике убеждаться в охотничьей мудрости…

Вершины сопок юго-западной части хребта Турана — это камни и густые заросли кедрового стланика, непреодолимые для оленей и лошадей, да и для пешехода весьма трудные. Нижние части склонов пологие и сплошь покрыты марями. Лошадь по марям не ходок. По крутым склонам спускаются шлейфы курумов, тут уж ни лошадь, ни олень не пройдет — нужно обходить. Плыть тоже нельзя ни на плоту, ни на оморочке. Все речки только здесь и начинаются. Это сплошные каменные глыбы, среди которых шумит, извиваясь, ручей. Да и для оленей, и для лошадей не вдруг найдешь корм в этих сырых и каменистых местах. Поэтому отряд географа Нади Сеютовой, которой достался такой райончик в четырехстах километрах от первого населенного пункта, был не совсем обычный. Для транспортировки инструментов, лагерного оборудования и минимума продуктов были наняты рабочие-носильщики. Само собой, подобраны ребята самые здоровые, рослые, мускулистые. И вот девушка среднего роста, не слишком сильная, только что со студенческой скамьи оказалась начальником и повелителем одиннадцати молодых людей гвардейского сложения и весьма по-разному воспитанных и настроенных. По крайней мере половина их были судимы.

Принять такую команду и отправиться в богом забытый район Надю не заставляли в порядке трудовой дисциплины. Наоборот, начальник партии и даже начальник экспедиции отговаривали ее от такого решения.

Экспедиция была большая и по тем временам богатая. Больше полтысячи разных сотрудников работали в ее составе. Три с лишним десятка съемочных полевых отрядов, почти десяток отрядов строителей геодезических знаков, геодезисты, топографы, географы, целый флот катеров, лодок и оморочек с соответствующими командами курсировали, обслуживая полевые отряды, по Зее, Селемдже и Бурее с их бесчисленными притоками. На трех аэродромах базировалась летная группа с тяжелыми съемочными и легкими оперативными самолетами, со штатом летчиков, аэрофотосъемщиков, фотограмметристов, фотолаборантов. Наконец, масса проводников-оленеводов и коноводов, радистов, хозяйственников, начальников таежных баз с продовольствием, спецодеждой, экспедиционным оборудованием и инструментами. Конечно, в такой экспедиции были возможности обеспечить транспортом отряд девушки-инженера, тем более что инженеров в то время было далеко не густо, а девушек — начальников отрядов только две.

Однако сама девушка носила комсомольский «билет не в кармане — в себе», как сказал поэт Безыменский, к званию комсомольца относилась удивительно бережно и ответственно. Она не привыкла отставать в работе от мужчин, и это одно из проявлений женского достоинства было в ее жизни не менее важным, чем комсомольская честь трудных времен первых пятилеток. Считая студенческие производственные практики, Надя уже четвертый летний сезон первой из исследователей изучала труднодоступные таежные районы. Естественно, что за этот срок работы и учебы у столь строгого учителя, как сибирская тайга, вырабатывается не только опыт, но и некоторым образом мировоззрение.

Предварительное изучение района работ по аэрофотоснимкам и по расспросам показало полную непригодность лошадей и лодок для передвижения, а олени за последние годы ужасно надоели Наде. С ними производственное задание вовремя можно выполнить разве только случайно. Десять — пятнадцать оленей, которых обычно выдавали географическим отрядам, за ночь уходили куда хотели. Только природные следопыты — эвенки со своей неисповедимой наблюдательностью и каким-то чутьем могли обнаружить их в тайге. На поиски оленей тратилась масса времени, а осенью бывало и целый день. После привода в лагерь их нужно вьючить по десять — пятнадцать минут каждого. Получалось минимум два с половиной — три часа. После такой работы проводник, естественно, уставал. Ему нужен был обеденный перерыв, и он пил чай, пока олени стояли навьюченные. А уже после начиналось движение. Вечером, когда исследователь облюбовывал прекрасное место для изучения и ночлега, рассчитывая, что, пока ставят палатки, разводят костер и готовят ужин, а утром завтрак, можно выбить шурф, описать почвы и скалистые обнажения, собрать гербарий и замерить скорость течения ручья, оленевод вдруг говорил:

— Однако место шибко худой. Корм нету. Олень ходи, ходи, его кусай нету, потеряйся. Как его ищи?

И вот нужно с тяжелым вздохом сожаления оставлять выгодное для раскрытия тайн природы место и уходить, подчиняясь требованию оленьего желудка, его психологии и соображению. А что он там сообразит, не узнаешь же! Выходит, не человек, а олень руководит отрядом. Без оленя раза в два быстрее работу можно выполнить. Не всегда же желудку стоит руководить всеми поступками и действиями!