Осторожно — пума! - [12]

Мы совершили минимум две ошибки: первая — постройка плота из «железного дерева» тайги, а не из легкой ели и вторая — это путешествие.

Плавание шло черепашьими темпами, и в наших рядах началось брожение.

— Да, прогадали мы с морским путешествием.

— Не пойти ли нам по следам Николая?

Но так не хотелось отказываться от радужных планов, признав себя побежденными, и возвращаться. И так сильна была надежда, что ниже по течению будет лучше, что мы потихоньку плыли все ниже по реке.

Начал накрапывать дождь. Но мы и без того были уже мокры и снаружи от бесчисленных высадок в воду, и изнутри — от собственного пота.

Налетел порыв холодного ветра, и хлынул ливень. На Дальнем Востоке иногда бывают такие ливни, как будто опрокидывается бочка с водой, и не капли, не струи, а сплошная стена воды падает сверху. Таким был дождь и тогда. В первую же секунду он вымочил нас до костей, невзирая на брезентовые спецовки рабочих, мою кожаную куртку и тем более солдатскую гимнастерку Вершинина.

К довершению неудач деревянные веревки нашего са-лика перетерлись, и я очутился по пояс в воде.

— К чертям салики! Пошли пешком! — закричал я.

— Попробуем еще немного проплыть, — возразил Вершинин, которому было лень слезать со своего салика.

— Конечно, поплывем, — настаивал Иосиф и уже начал связывать разъехавшиеся бревна.

— Попробовать-то можно, но вот скоро вода начнет прибывать, и уж если тогда налетим на камушек, то вряд ли удастся живым из этой поганой речонки выбраться.

Плот связали, и путешествие продолжалось с прежним успехом.

Ливень утих, но сильный дождь кисеей закрывал и окрестности, и реку впереди. А места становились все красивее. Сопки приблизились к руслу, иногда обрываясь к воде скалами. Скоро началось ущелье. Река стала заметно глубже, течение быстрее, шум усилился, между стенами скал гремело эхо. Наш салик плыл метров на полтораста впереди вершининского.

— Что это? — спросил Иосиф, указывая на чуть видневшиеся сквозь сетку дождя белые буруны впереди и высокие каменные глыбы между ними.

— Водопад! Давай к берегу!

Но было поздно. Шесты недоставали дна, а вместо весел они не годились для неповоротливого, тяжелого салика, все быстрее увлекаемого течением. Пытать счастье вплавь в ледяной стремительной воде было не только рискованно, но и поздно. Мы не успели составить план спасения, как плотик с курьерской скоростью уже несся среди камней гранитного барьера, преградившего реку. Иосиф бросился на плот ничком, крепко охватив его и ногами, и руками. Я же, инстинктивно зажав в руках шест, выпрыгнул на каменную глыбу как раз в том месте, где салик, приподняв зад, носом зарылся в пену и брызги и нырнул вниз. Я даже не заметил, на чем стою, так как искал глазами салик и Иосифа в бурлящей пене. Секунды казались часами.

Сначала из воды торчком, будто кто его с силой выбросил, выскочило одно бревно. Мы поднимали его вдвоем с большим напряжением, а тут оно скакало как лягушка. Потом ниже по течению вынырнуло второе. Наконец показалось и третье вместе с Иосифом. Его прибило к каменному мысу метрах в двухстах от меня. И было еле-еле видно, как Иосиф на четвереньках выполз на камни берега и сел. Посидев несколько мгновений, как бы соображая, что делать дальше, он стал разувать левую ногу. Потом стащил брезентовую куртку, разорвал рубаху и обмотал ногу.

Убедившись, что он жив, я приступил к оценке собственного положения. Оно было не из приятных. Мои ноги стояли на гранитном постаменте площадью менее квадратного метра. На нем я выглядел памятником среди грохочущей воды метрах в четырех от такого же гладкого и совсем крошечного обломка сущи. Укрепить шест на дне не было никакой возможности — вода моментально вырывала его из рук. Одно неверное движение — и я окажусь в падающей воде. Кое-как укрепив конец шеста и собрав все силы, я прыгнул, опираясь на шест. Конечно, мне просто повезло. Ударившись животом о камень, я вскочил на него и, не теряя инерции, перескочил на следующий.

На берегу я оказался вместе с Вершининым и Грязновым, которым удалось причалить салик к берегу, вовремя заметив нашу катастрофу.

Впереди виднелся еще один порог, и о дальнейшем плавании не могло быть и речи. Но вообще-то, будь у нас хоть немного тренировки в плавании на бревнах наподобие сплавщиков, плыть, конечно, было бы лучше, чем идти.

Спустившись со скалистого барьера и достигнув каменистого мыса, где сидел Иосиф, мы спросили его:

— Идти можешь?

— Попробую. Ногу поцарапал.

«Царапина» уже успела пропитать кровью самодельный бинт, и пришлось наращивать повязку остатками рубашки. Холод не давал стоять на месте. Мы побрели, прыгая по прибрежным камням, не решаясь углубиться в мокрые заросли пойменных кустов. Иосиф сильно хромал, морщился от боли и непривычно молчал.

Вскоре валунная отмель уперлась в скалу. Она почти отвесно обрывалась в воду. Водоворот у ее подножия вырыл глубокий котел, непроходимый вброд. Немного выше по течению гремел перекат, которым было решено воспользоваться для перехода на противоположную сторону.

Упираясь палками в каменисто-галечное дно, напрягая все мускулы и рассчитывая каждое движение, волочили мы ступни ног по дну, не отрывая их от камней. Это усиливало трение и сохраняло равновесие. Без такого приема и палки устоять в бешено несущейся воде, если она выше колена, было невозможно. Вода вырывала из-под ног гальку, а на валуны и вовсе становиться нельзя. Их отполированная поверхность сбрасывала каждого, особенно если он был обут в резиновую обувь со стертыми подошвами, как у нас.