Осточерчение - [15]

целовал в живот их перед уходом сегодня днём.

А теперь эта девочка – сработанная так тонко,

что вот хоть гори оно всё огнём.

Его даже потряхивает легонько – так,

что он тянется за ремнём.

«Бэйби-бэйб, что мне делать с тобой такой,

скольких ты ещё приводила в дом,

скольких стоила горьких слёз им.

Просто чувствовать сладкий ужас и непокой,

приезжать к себе, забываться сном,

лихорадочным и белёсым,

Просто думать ты – первой, я – следующей строкой,

просто об одном, льнуть асфальтом мокрым

к твоим колёсам,

Испариться, течь за тобой рекой,

золотистым прозрачным дном, перекатом, плёсом,

Задевать тебя в баре случайной курткой или рукой,

ты бы не подавала виду ведь.

Видишь, у меня слова уже хлещут носом —

Так, что приходится голову запрокидывать».

«Бэйби-бэйб, по чьему ты создана чертежу,

где учёный взял столько красоты,

где живёт этот паразит?

Объясни мне, ну почему я с ума схожу,

если есть в мире свет – то ты, если праздник —

то твой визит?

Бэйби-бэйб, я сейчас приеду и всё скажу, —

я ей всё скажу —

и она мне не возразит».

Джеффри Тейтум паркуется во дворе,

ищет в куртке свои ключи и отыскивает – не те;

Он вернулся домой в глубокой уже ночи,

он наощупь передвигается в темноте,

Входит в спальню и видит тапки – понятно чьи;

Джейни крепко спит, держит руку на животе.

Джеффри Тейтум думает – получи, и бредёт на кухню,

и видит там свою порцию ужина на плите.

Джеффри думает: «Бэйб, дай пройти ещё октябрю

или ноябрю.

Вон она родит – я с ней непременно поговорю.

Я тебе клянусь, что поговорю».

Джеффри курит и курит в кухне,

стоит и щурится на зарю.

11–12 марта 2008 года

Пайпер Боул

Что до Пайпер Боул – этот мальчик её не старит.

Пайпер мнится – она с ним всё ещё наверстает.

Пайпер ждет, когда снег растает,

Слушает, как внутри у неё гудение нарастает,

Пайпер замужем, но когда-нибудь перестанет —

И поэтому копит на чёрный день: день,

когда её все оставят.

Что до мальчика Пайпер – то он мечтает о миллионах,

Ходит в баснословных своих очочках-хамелеонах,

От ладоней его холёных,

Очей зелёных

Пайпер отваживает влюблённых и опалённых,

Называет мальчика «оленёнок»,

Всё никак на свою отраду не наглядится,

Всё никак ему колыбельных не напоётся,

Он прохладный и ускользающий, как водица,

Между пальцев течёт, а в руки всё не даётся;

Мать шипит ей: «Да он тебе в сыновья годится».

В Пайпер это почти проклятием отдаётся.

Что до Ричарда Боула, то он как загнанная лошадка.

Он измучен: дела у фирмы идут ни шатко

И ни валко; а игры Пайпер его смешат как

Все попытки позлее цапнуть его за пальчик.

Этот мальчик, наверное, денег и славы алчет.

Ну а Пайпер со временем делается всё жальче.

Что до Ким, ближайшей подруги Пайпер,

то это икона стиля.

Как могло быть не так, при её-то вкусе, её-то теле.

Ким неловко, что мальчик Пайпер

порой ночует в её постели,

Ким хихикает: «Как же мы это допустили?»,

Но не выгонять же его на улицу, в самом деле.

* * *

Дальняя спальня, за спальней ванная, душевая,

На полу душевой сидит Пайпер полуживая

И ревёт, и грызёт запястье, словно овчарка сторожевая.

Ричард обнимает её, целует в родную спину,

А потом в макушку, увещевая:

«Всё уже позади, заканчивай эту травлю,

Ну поверила, ну ещё одному кретину.

Детка, детка, я никогда тебя не оставлю.

Я уже никогда тебя

Не покину».

21–22 февраля 2008 года.

Говард кнолл

Здравствуйте, меня зовут Говард Кнолл, и я чёртов

удачник.

Аня Поппель

Говард Кнолл красавец, и это свойство

его с младенчества отличает.

Его только завистник не признаёт,

только безнадёжный не замечает.

В Говарде всякий души не чает,

Он любую денежку выручает

И любую девушку приручает —

И поэтому Говард всегда скучает.

Старший Кнолл адвокат, он сухой и жёлтый,

что твой пергамент,

Он обожает сына, и четверга нет,

Чтоб они не сидели в пабе, где им сварганят

По какой-нибудь замечательной блади мэри.

Кнолл человечней сына – по крайней мере,

Он утешает женщин, которых тот отвергает.

Вот какая-нибудь о встрече его попросит,

И придет, и губа у неё дрожит, и вот-вот её всю расквасит,

А у старшего Кнолла и хрипотца, и проседь,

Он глядит на неё, как сентиментальный бассет.

«Я понимаю, трудно с собой бороться, —

И такая в глазах его лёгкая виноватца, —

Но стоит ли плакать из-за моего уродца?

Милочка, полно, глупо так убиваться».

Нынче Говарда любит Бет (при живом-то муже).

Бет звонит ему в дверь, затянув поясок потуже,

Приезжает на час, хоть в съёмочном макияже,

Хоть на сутки между гастролей даже,

Хлопает ртом, говорит ему «я же, я же»,

Только он не любит и эту тоже,

От неё ему только хуже.

Говард говорит отцу: «Бет не стоила мне ни пенса.

Ни одного усилия, даже танца.

Почему я прошу только сигарету, они мне уже “останься”?

Ослабляю галстук, они мне уже “разденься”?

Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,

Эти люди мне просто не оставляют шанса».

Кнолл осознаёт, что его сынок не имеет сердца,

Но уж больно циничен, чтоб из-за этого сокрушаться.

Говорит: «Ну пусть Бет заедет на той неделе поутешаться».

* * *

Через неделю и семь неотвеченных вызовов на мобильном

Говард ночью вскакивает в обильном

Ледяном поту, проступающем пятнами на пижаме.

Ему снилось, что Бет находят за гаражами,

Мёртвую и вспухшую, чем-то, видимо, обкололась.

Говард перезванивает, слышит грустный и сонный голос,