Желание летать не то, чтобы возвышало Ее в собственных глазах, оно помогало, давало возможность с большей легкостью ходить по земле. Что же еще могло бы дать это простое, а в то же время непростое желание, если даже поделиться этой своею мечтой, в общем-то, и не с кем. Здорово посерьезневшие сограждане толкуют о деньгах. Есть, конечно, тоже чем-нибудь окрыленные, но в повседневной жизни таковых порой не хватает.
А летать-то хочется!
— Все, я лечу! — как-то крикнула Она и, правда, полетела.
Удивительно, что Она вовсе этому не удивилась, потому что в Ее душе, переполненной радостью, уже не хватило места для удивления, а просто такой интерес: «Ну, ладно, там, Маргарита, с ней понятно, она ради любви к своему Мастеру добровольно согласилась на дружбу с нечистой силой, сюжет-то известный. Потом, у нее был, хоть и примитивный, но, все же, летательный аппарат — метла, а я — раз — и полетела, без всего… Вот здорово -то!»
И никакой тебе боязни падения, и ветер не прорезает волосы, а как-то ласково так вдоль тела, как течение теплой реки. Она летела, и в ней отражался зеленый покров земли, а глаза впитывали этот изумрудный цвет, даря ощущение невероятной свободы и какого-то уже неземного, нечеловеческого счастья.
«Нет, конечно, это все не просто так. Я очень этого хотела, вот и вышло, и я полечу еще. Обязательно! Как полезно хотеть этой вот свободы, и дохотеться, наконец, до того, чтобы сокровенное твое желание сбылось удивительно естественно, само собою. Боже мой, слышишь ли Ты меня? — Я счастлива!»
А я стоял внизу и наслаждался Ее прекрасным полетом. Я приветственно поднял руку, но Она не увидела. Тогда я стал махать обеими руками, стал кричать Ей: «Здравствуй!», но Она была там, а я — здесь, где ветер звучит совершенно по другому, нежели у Нее наверху. Маленький и затерянный на земле я, конечно был для Нее неразличаем, а слабый мой голос заглушался Ее ласковым ветром.
— Будь счастлива, — сказал я небу, — слышишь?.. Будь счастлива!
