Оставшиеся шаги - [14]

Сейчас мальчик ненавидел Березовку и все, связанное с ней. Глупый, он еще не знает, он ничегошеньки еще не знает! У каждого из нас должно быть какое-то свое место, чтобы поплакать. Не в голос и не навзрыд, а так, в душе. У каждого из нас должна быть возможность поплакать.… Или нет, не так. Все когда-нибудь умирают, давая возможность всем, абсолютно всем остающимся, как следует оплакать себя на чужих похоронах.

Мальчик, конечно, вырастет. Вырастет и станет хорошим, добрым и достойным человеком.

А в чем оно, достоинство?

«А в чем оно, достоинство? — думал Чернов. — Нет, чего-то я, все же, решительно не понимаю. И, наверное, так и не пойму, слишком уж я для этого нормален…»

Собачья радость

За окном стояла очень холодная ночь, но можно было разглядеть очертания голых деревьев и подремывавших, моргающих красными глазками сигнализаций, машин. Еще можно было увидеть ветер, пронизывающий каждую минуту, каждый миг этой ночи, не оставляющий надежд не только на тепло, но и на утро.

«Собачья погода», — тяжело вздохнув, наверное, подумала Собака. Она поднялась, несколько раз покрутилась на одном месте, и улеглась снова. Что-то ее разбудило в эту холодную ночь. Лохматое существо с выразительной мордой, она всегда спала неспокойно, подергивая лапами и повизгивая во сне. Теперь же она тихо лежала с открытыми глазами и изредка позевывала, широко открывая пасть.

«Что это она не спит? Не заболела ли?» — насторожился Хозяин, вслушиваясь в завывания зимнего ветра за окном. Он посмотрел на лежащую около его кровати Собаку, положил руку ей на голову и чуть провел ладонью по гладкой шерсти.

Собака тут же вскочила, застучав по полу когтями, бешено завиляла хвостом, извиваясь всем своим, довольно массивным телом, затыкалась мокрым и холодным носом Хозяину в ладонь, в шею, в щеку…

«Здорова, — подумал облегченно Хозяин. — Опять, наверное, ей что-нибудь приснилось. Все нормально».

— Ну, все-все, хорошая моя, — зашептал Хозяин Собаке, — ложись, ложись скорее спать. Надо, надо спать, еще ночь.

Но Собака никак не унималась, продолжая вилять сумасшедшим своим хвостом, и разгоняя воздух по комнате, отчего становилось еще холоднее. Ей не нужно было ничего особенного, просто она обрадовалась тому, что Хозяин обратил на нее внимание, сказал обычные, но необходимые ей слова и просто прикоснулся к ней. Так чем же еще, кроме хвостового сквозняка могла она выразить свою собачью признательность за эту минимальную, но дорогую ей хозяйскую ласку?

Она до того уже разошлась, что никакие слова не приструнили бы ее и не уложили бы спать, и Хозяину более ничего не оставалось, как, отвернувшись от нее к стене, самому притвориться спящим. Вскоре затихла и Собака, предварительно пару раз вздохнув, с голосом на выдохе, но уже, как показалось Хозяину, удовлетворенно и на эту минуту счастливо. А еще через какое-то время послышались тихие повизгивания.

«Спит, — понял Хозяин. — ну и слава богу!»

Самому же ему не спалось…

Маленькие беды его кружились над ним, как назойливые комары. Причем, нарочно он на них не сосредотачивался, а жили они совершенно самостоятельно, действительно уже как самые настоящие комары — один-два укусят и отстанут, а остальные кружатся, кружатся, кружатся… Бывало, под это монотонное круженье, как под убаюкивающий зуммер, он и засыпал.

А сейчас вот не спалось, и, как и в большинстве случаев, бессонница показывалась беспричинной, а от этого становилась еще мучительней. Хорошо еще, что Собака хоть на время увела его от самого себя. Теперь же он снова остался один, вступая в надоевшую борьбу со своими комарами.

Он лежал в своей постели с закрытыми глазами и думал о том, что его Собака — замечательный макет Счастья, собачий его образ. Только сейчас он отчетливо осознал как далеко человечество от маленьких проявлений радости и ощущений Счастья буквально из-за ничего. От восприятия этого ему сделалось покойнее, даже будто бы послышались легкие шажки подступающего сна. Утром его ожидала какая-то повседневная ерунда, и ночной сон являл собой функцию накопления сил для этой ерунды.

Перед тем, как уснуть, он не преминул возблагодарить Собачью Душу за ее безмолвное откровение, за то, что существует она рядом с ним лекарем души, за ее Собачью Радость.

«Утром накормить конфетами, — приказал он себе. — Да, что я… Конфеты же ей нельзя… От конфет глаза у нее будут…»

Додумать он не успел, потому что сон, настоящий сон довольно основательно навалился на его воспаленные от бессонниц веки…

И стало тепло, хотя за окном стояла очень холодная ночь, и можно было увидеть ветер, безжалостно пронизывающий эту ночь насквозь.

День рождения

Весна — дело ежегодное, и если вдуматься — ничего особенного. Единственное что — уж очень много в ней жизни. До того много, что кажется, — или так оно и есть на самом деле, как знать, — все неживое вдруг само по себе оживает, обретая душу, дополнительное движение, речь, зрение, слух… В общем, чертовщина!

Вода…

Зимою вода — мертвее не бывает, потому что если даже движется, то все равно спит. А спящие и мертвецы — это почти что близнецы. Летняя вода — уже возраст, со всеми вытекающими и втекающими, ниспадающими и впадающими.