Оставь надежду всяк сюда входящий - [18]

Шрифт
Интервал

Это было началом всему. Противостоять беспределу в АИК-25 очень опасно, если бы просочилась информация в оперативную часть о том, что группа заключенных вышли из-под контроля, то это плачевно бы для всех закончилось. Ведь убить заключенного в колонии практически не стоит ни малейшего труда, и при этом к уголовной ответственности никто не будет привлечен. Можно попасть нечаянно под циркулярку, организовать несчастный случай, для этого особых навыков не нужно иметь. И если бы администрация почувствовала, что иного решения вопроса нет, кроме физического устранения заключенного, то не сомневайтесь, так бы и случилось.

Но как-то противостоять всему этому беспределу нужно. Все варианты с суицидами, членовредительством я исключил сразу. Никто не позволил бы выйти информации за пределы колонии, а тем более о причине суицида. Но главное — такими методами, как суицид, я бы на себе тавро поставил бы до конца жизни в Департаменте, мол, я социально опасен для заключенных, подбиваю их на суициды и прочее, что дало бы повод рассматривать меня как преступника, и вместо того, чтобы нападать, мне бы пришлось защищаться.

Писать, куда-то обращаться — так куда и к кому? Каждый день нарушают права полутора тысяч заключенных, и это годами — это что, одно учреждение вышло из-под контроля? Нет, это государство стоит на стороне учреждения, то бишь Государственного Департамента Украины по исполнению наказаний, его областного управления в Харькове и Харьковской области и конкретно АИК-25. Но есть надежда, что существуют в нашем государстве политики, которые, услышав об этом кошмаре в АИК-25, отреагируют, ну, хотя бы кто-то пришлет своих представителей, чтобы проверить, как обстоят дела на самом деле!

Вот и был построен план — найти народного депутата, к которому можно было бы обратиться, и тот в пределах своих полномочий отреагирует. Ведь фактов было уже собрано достаточно, чтобы любому юридическому лицу подтвердить беспредел в колонии со стороны администрации. Для этого достаточно было бы раздеть до трусов всех сидящих в ДИЗО-ПКТ (карцер) заключенных, которые от колен до самой шеи все в синяках от побоищ представителями администрации, и получить объяснения уже от администрации, почему у 80 % заключенных, сидящих в карцере, следы на теле от побоев.

Также я договаривался с заключенными, подобных «Душману», которые, раз уж решили пойти на самоубийство, то могли бы засвидетельствовать, что происходит в колонии. Но сначала было нужно найти, к кому обратиться.

Первыми моими шагами были анонимные обращения на имя Уполномоченного по правам человека Н. И. Карпачевой, народного депутата Райковского Бронислава Савельевича, журналиста Климентьева Василия Петровича. Трудности возникали всегда, и в первую очередь с написанием и отправкой писем. Ведь написать письмо — это действительно проблема, не дай Бог хоть одно из писем попадет в руки администрации — это равно смертному приговору. И при написании письма приходилось выставлять не один десяток заключенных, которые наблюдали за передвижениями «козлов», младших инспекторов, и если хоть что-то говорило об опасности, то мне сразу сигнализировали.

Вы, конечно, подумаете, что при такой мощнейшей поддержке оперчасти осведомителями неужели не нашлось ни одного, который предал бы меня!? Но это я всегда учитывал, и мной были предприняты такие меры предосторожности, которые предотвращали эффект домино. Каждый, кто оказывал мне помощь, знал о себе и ничего не знал о других моих помощниках. Каждый знал лишь то, что нужно было ему знать, и это обсуждению никогда не подлежало. В локальном секторе я общался с теми, кто не состоял в моих рядах, и часто приходилось общаться с «козлами» умышленно на глазах у всех. Ведь рано или поздно все тайное превратится в явное. А значит, обязательно весь круг моего общения будет учтен администрацией.

Но это не все обстоятельства, которые заставляли меня так поступать — я имею в виду общение с «козлами». Ведь у администрации возникнут вопросы ко мне, каким путем мне удавалось отправлять письма, и естественно, она будет изучать весь мой круг общения. А значит, все, с кем я общался, будут под подозрением, а быть под подозрением — читайте о «дуплете»!

Но были и ошибки, были, конечно, заключенные, которые пытались угодить администрации, донося на меня. Но, как я раньше упоминал — методы добычи информации в оперативной части играли на меня. Для того, чтобы ненужные мысли у заключенных не возникали, я им последовательно объяснял, что с ними случиться, если информация просочится в оперчасть. А здесь все просто — будут бить двоих до тех пор, пока или я не признаюсь, или второй не признается, что меня оговорил, и здесь у кого терпения хватит. А терпения хватит, естественно, у меня, потому что мое признание равносильно самоубийству.

Но один прокол все же был, и информация о моих замыслах дошла до оперчасти. Один из заключенных, который попал в «Дорогу в Рай», решил спастись тем, что рассказал обо мне, рассчитывая, что за ценную информацию его пожалеют. Но здесь и сыграл роль круг моего общения, и когда оперчасть поинтересовалась у своих сомнительных помощников, а именно у «козлов», о моих замыслах, то они все обо мне хорошо отозвались. А как они обо мне плохо могут отозваться, ведь если эта информация обо мне подтвердится, то все «козлы», которые общались со мной, автоматически попадут под подозрение.


Рекомендуем почитать
Южноуральцы на фронте и в тылу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.


Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.


Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.