Оставь надежду всяк сюда входящий - [17]

Этот маленький урок для меня заставил над многим призадуматься, а когда попал в зону, то вся жизнь колонии стала, как на ладони.

Освободившись из карцера, мне пришлось над многим призадуматься, в моей голове возникали вопросы, на которые я не мог найти ответы — почему все так происходит? Ведь в колонии за день избивают десятки заключенных, работа в две смены проходит для заключенного не без последствий: частые травмы на производстве. Ведь усталость и сонливость — первый враг заключенных, работающих на циркулярке, токарных станках. И немало было таких, кто оставил свои пальцы на производстве, да и количество заключенных немалое! Успокаивал себя лишь одним — другие выжили, значит, и я выживу!

Но каждый новый день, проведенный в колонии, существенно отличался от предыдущего и обязательно в худшую сторону. Личная жизнь для заключенного практически не существовала, написать письмо домой нет времени, приготовить покушать — нет времени. Но для приезжающих все по распорядку дня, нужно посмотреть и поговорить с заключенным — эту работу прекрасно выполняют «козлы», которые так опишут колонию, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И каждый мой проведенный день в колонии раскрывал лишь очередное зло, порождающее очередной беспредел администрации «зоны». Администрация (конечно, с разрешения своего руководства) просто довела заключенного до состояния раба. Зек должен работать, лишь бы его не били. И если такие методы влияния эффективны, то естественно, они будет руководством разрешены. А это значит поломать дух в человеке, представление заключенного о своем пребывании в колонии должно быть таким: работать нужно, чтобы тебя не били, и столько, сколько нужно администрации!

Но я — человек, который из всего плохого всегда берет только полезное. Ведь чего не отнимешь у администрации АИК-25, так это организаторские способности. Осведомленность оперативной части под номером один. Ведь проконтролировать весь свой «беспредел» можно, лишь благодаря информаторам. Любой донос в оперативную часть, не имеет значения, какого характера, вызывает мгновенную реакцию. Заключенного вызывают, ставят к стенке и начинают бить до тех пор, пока заключенный не называет причину, по которой его бьют. А ведь бывает такое, что заключенный и знать не знает, за что его бьют. Но когда после определенных процедур заключенный ни в чем не сознается — значит, невиновен. Информатору за лжедонос ничего все равно не будет, потому что ничего страшного не произошло. Но для себя я хорошо знал, что методы оперчасти известны практически всем заключенным, и если, на первый взгляд, вы скажете, что ничего полезного там найти нельзя, то ошибаетесь!

Я очень много уделял внимания всему внутреннему дыханию колонии, каждый раз пытаясь для себя понять, насколько глубоко сидят корни внутреннего беспредела уже за пределами АИК-25. Очередной моей проверкой на человечность стал Сергей (Душман), у которого была очень сильная болезнь ног. И несмотря на то что ему оставалось сидеть уже месяцы, он как-то подошел ко мне вечером, присел на лавочке возле меня после вечерней проверки и говорит мне: «Паша вот честно скажу, не думал, что попаду в такую ситуацию. Ты знаешь, нет здоровья ходить на работу в две смены, хоть и осталось до свободы месяцы». Он приподнял штаны до колена, и я увидел, что его ноги толще головы и со страшными засохшими по краям ранами от гнойников. — «Я тебе скажу», — продолжил он, — сам пробовал, не получается, духу не хватает — помоги мне! Я напишу записку, что сам и по семейным. А ты помоги мне, когда приду ночью с работы после того, как все утихнет, и лягут спать, я толкну тебя и буду ждать в туалете, полосни меня по шее лезвием, ты потом иди дальше спать, а я с лезвием и с запиской там останусь». Конечно, дальше была тишина, и его слова прервали это молчание — «Ты не переживай, и развернув глаза на церковь, стоящую перед глазами, я Богу скажу, что ты не убил меня — ты избавил меня от этого ада».

Я хорошо понимал, что это не симуляция и не подвох, потому что рано или поздно у каждого человека кончается терпение, и у него оно уже кончилось. Говорить ему, что это грех, просто абсурдно, когда этот грех он чувствует все двадцать четыре часа на себе! Говорить ему банальный лепет, что все это временно, глупо — он и сам все понимает. Но — мне нужно было ему что-то сказать! «Ты представляешь, Серега, — ответил я, — сколько душ изломанных находится здесь и сколько таких единомышленников твоих касательно суицида. Но я ни разу не слышал, ни одной мысли трезвой и нормальной, что нужно не вешаться или резаться, а как-то научиться противостоять этому». «Это бесполезно, — услышал я, — за ними стоят все, они система. А мы рабы, и этому рабству не будет конца». Он разговаривал со мной очень спокойно, но уже заговорив на эту тему, ему стало интересно.

Я не остановился: «Есть вещи в жизни, которые действительно бесполезно делать — это оживить камень, повернуть русло реки в обратную сторону. А здесь ситуация абсолютно другая, что касается АИК-25, то это все придумано людьми, а значит на каждый яд всегда есть противоядие, и если точно и четко подумать об администрации и о ее помощниках, то лишь тогда можно что-то и о чем-то говорить. Никто еще и ничего не сделал такого, чтобы потом не нашелся кто-то, который не сделал бы лучше! Если ты на данный момент предлагаешь мне тебя лишить жизни, то помоги лучше мне сначала хотя бы попробовать что-то сделать, чтобы остановить все это. И если будет суждено тебе отдать Богу душу, то ты бы уже завтра не существовал, если бы я согласился сделать то, о чем ты меня просил». И здесь от неожиданного поворота нашего разговора я увидел жизнь в его глазах — он полностью со мной согласился.