Оставь надежду всяк сюда входящий - [12]

Шрифт
Интервал

Самый распространенный метод пыток заключенные называют «дуплет». Заключенный становится, упираясь руками в стену, ноги на ширину плеч. Два младших инспектора становятся на ноги своими ногами и руками прижимают твои руки к стене. Это делается для того, чтобы ты не уклонился от удара. Сзади становятся еще два инспектора с дубинками и одновременно рукоятками дубинки наносится сразу двойной удар по ягодицам. Сила удара прибивала заключенных к стене, были случаи загнивания ягодиц у заключенных, которых оперировали прямо в местной медицинской части учреждения. Я лично собственными глазами видел в бане заключенных, у которых просто отсутствуют ягодицы. Между собой мы таких заключенных называем «жопами». Это было не унизительно, потому что каждый про себя знает, где его ягодицы остались.

Следующий набор применяется, чтобы сломать человека изнутри. В колонии существует лишь одно мнение — мнение администрации, а это значит, что ты должен согласиться с оскорблениями, унижениями, работать бесплатно в две смены с шести утра до часу ночи. Твой естественный образ жизни — это уже нарушение. Если я отреагирую естественно в колонии на оскорбление в мой адрес со стороны помощника или работника администрации человеческим языком, например: «Вы перестаньте меня оскорблять, и касательно ваших оскорблений прошу предоставить мне возможность попасть к спец, прокурору на прием». Взамен вы увидите улыбки офицеров, которые, глядя на тебя, уже между собой ставят ставки: через сколько ты сломаешься! Один говорит: я думаю, через месяц будет в «козлятне», и чье-то возражение — какой месяц, сегодня Ольховского смена!

Ольховский Андрей Николаевич, весь карьерный рост его построен исключительно на пытках, избиениях и прочем… В начале своей карьеры работал режимни-ком, ходившим в рваной обуви в пятнистом х/б золотистого цвета от грязи. К этому списку добавлю еще дефект речи, который еще и соответствует его умственным способностям. Ну, это свое личное мнение я подтверждаю увиденным: я лично видел, как он бил инвалида-заключенного без ноги. Вы скажите, здесь ум нужен!? И вот ему выпала карта в виде предложения работать «палачом в колонии», соответственно, карьерный рост в виде повышения по должности, по званию. А здесь нужен человек, который практически не думает, что делает. Ольховский конечно согласился, о таком он и не мечтал. И об этом хорошо знала администрация, что если предоставить такому, как Ольховский, возможность быть начальником, то все, что ни скажешь, он все сделает!

Таким образом Андрей Николаевич Ольховский получил новый костюм, звание майора и должность замначальника по дежурной части колонии, то есть ДПНК (дежурный помощник начальника колонии). Когда я увидел его в новой форме, в майорских погонах и со значком ДПНК, на ходу подбирающего походку под его новый костюм и почему-то постоянно крутящего нижнюю пуговицу своего нового пиджака, то мне это напомнило детский садик. Когда мама купит ребенку новую вещь, он наденет, и все начинают восхищаться: «ой, какой красивый», и ребенок начинает крутить пуговичку или еще что-то. Помните себя в детстве? Только мы уже и позабыли о пуговичках, а он помнит. А все маньяки-педофилы и те, которые отличаются особой жестокостью, они все имеют комплекс неполноценности. И эти комплексы просматриваются тогда, когда человек не успевает привыкнуть к определенному изменению в его жизни. И мои прогнозы подтвердились: ставши ДПНК, он не мог насладиться своим званием и должностью. Его смена, которая заступала каждый четвертый день, считалась самой коварной. А для сидящих в карцере это означало: ждите беды!

Смена Ольховского, считалось в карцере, это значит — быть сегодня избитым, значение имеет только — как? И сколько? Обычная порция — это во время сна и подъема. Из камеры карцера утром выносятся постельные принадлежности в отдельную комнату, а вечером забираются на отбой. В промежутке между карцером и той комнатой становятся втроем: Ольховский, его преданный помощник НВН, и инспектор дежурный по ДИЗО-ПКТ. И наносят удары по бегущим за матрацами заключенным. Туда и обратно — это шесть ударов, дважды — утром и вечером, выходит двенадцать. Это обычно во время пребывания заключенного в карцере.

Но смена Ольховского еще означала, что есть большая вероятность попасть под «Бурю-2». А «Буря-2» — это уже не двенадцать ударов за день. На всю колонию включаются сирены и по громкоговорителю из дежурной части объявляют: «Буря-2 ДИЗО-ПКТ». По закону здесь нарушений нет, потому что «Буря-2» — это учение. При объявлении «Бури-2» весь не аттестованный персонал колонии собирается в дежурной части, где обмундируются всеми спецсредствами — щиты, каски, дубинки и прочие атрибуты — и бегут организованно в ДИЗО-ПКТ, где должно фиксироваться время подготовки. Это все так и есть: время сборов учитывается, но еще следует продолжение.

На территории уже ДИЗО-ПКТ лицо, назначенное руководством, дает распоряжение: какие камеры нужно воспитать. Камера под номером 13 всегда попадала под Бурю-2, но могут еще попасть и другие камеры, что не редкость. Руководит всем процессом, естественно, Ольховский, который для этого процесса добавил еще свои фантазии. Он включал музыку радио «Мелодия» и под тот репертуар, расстегивая свою рубашку, из-под которой временами виднелась тельняшка, он, как дьявол, направлялся к указанной камере. Приблизившись к нужной камере, его младшие инспекторы становились вдоль коридора. Часть инспекторов вламываются в камеру и начинают бить всех, кто живой. Потом индивидуально каждый заключенный пробегает вдоль коридора, в котором стоят младшие инспекторы и наносят удары. Выбежав из коридора в прогулочный дворик под ударами, нужно раздеться до «без трусов» для обыска, потом стать в ту позу, в которой получаешь «дуплет», и получаешь дуплеты, стоя босым на плитке, минус на улице роли не играет! Ну и как под удары выбежал из камеры, так в нее и возвращаешься, только голый и с вещами в руках.


Рекомендуем почитать
Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.


Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.