Осталось чуть - [86]

- Пожалуйста, генерал, успокойтесь. Уверяю, что президент скоро вас примет.

- Без сомнения, без сомнения. - Джексон, однако, садиться не собирался и даже не замедлил своих шагов. – Я вообще здесь быть не должен. Я должен быть на фронте – мое место там.

- В том, что вас вызвали на совещание с главой государства, нет ничего оскорбительного, сэр, - заметил Соррел, - наоборот, это высокая честь, знак того, что президент полагается на вас и ваше мнение.

Насколько мог судить Джексон, Лонгстрит полагался лишь на мнение одного человека – себя самого, и мнение это, как полагал Джексон, страдало завышенной самооценкой. Главе же аппарата президента он ответил:

- Я не оскорблен, мистер Соррел – меня задерживают. Кто знает, что делают янки в то самое время, как я трачу свое время на бесполезные консультации?

Дверь кабинета Лонгстрита отворилась. Французский посланник, маленький, опрятно одетый человечек, похожий на аптекаря, шагнул за ее порог, отвесил поклон Джексону и поспешил прочь. Президент Лонгстрит появился в дверях вслед за ним.

- Полагаете, что я трачу ваше драгоценное время, так ведь? – Проговорил он.

- Безусловно, Ваше Превосходительство, - ответил Джексон: когда ему задавали прямой вопрос, он никогда не уклонялся от прямого же ответа.

Моксли Соррел, чья главная функция, по мнению Джексона, состояла как раз в том, чтобы ограждать президента Лонгстрита от всяческих неприятных моментов, в ужасе глянул на него.

Сам же Лонгстрит просто кивнул головой, словно и не ожидал ничего иного.

- Ну хорошо, проходите, генерал, и мы поговорим об этом.

- Слушаюсь, господин президент, - ответил Джексон – он мог быть упрямым, но он также прекрасно понимал, что президент Конфедеративных Штатов был его начальником. Оказавшись в кабинете Лонгстрита, он по своему обычаю, уселся, держа спину прямо, на стуле, не вполне подходящем для такой позы.

Лонгстрит взял ручку и указал ею на него, как будто ручка была штыком, примкнутым к стволу «тредегара».

- Я знаю, о чем вы думаете, - сказал президент. – А думаете вы о том, какая ужасная досада – иметь президента, который также знаком с солдатским ремеслом, а также о том, что будь я гражданским, я не был тем старым хреном, который вечно лезет не в свои дела.

- Ваше Превосходительство, если бы точно такие мысли не посещали вас необднократно по времена правления президента Дэвиса, я был бы крайне удивлен, - отпарировал Джексон.

- Туше! – Расхохотался Лонгстрит. – Видите, как повлиял на меня визит мсье Мелена, который состоялся перед вами?

И снова Джексон оказался прям до неприличия. – Мало что может повлиять на вас, господин президент, когда вы не желаете, чтобы на вас что-либо влияло.

Лонгстрит было хотел что-то сказать, но осекся. Положив на место ручку, сложил лодочкой руки.

- Видите ли, генерал, временами вы бываете пугающе проницательны, - заметил он. – Возможно, даже к лучшему, что вас никогда особо не интересовала политика.

- Для меня – к лучшему. Со всей определенностью, - согласился Джексон, - и у меня нет никакого сомнения в том, что это к лучшему и для всей нашей нации.

Лонгстрит преподнес ему сюрприз, решив высказаться откровенно (его вообще удивил сам факт откровенности со стороны Лонгстрита):

- Под своим первым утверждением вы подразумеваете, что предпочли бы, чтобы другие делали грязную работу, а вы таким образом не запятнаете свой высокоморальный облик. – Он поднял руку в выразительном жесте, свойственном только политику. – Ну, да ладно. Я всего лишь хочу сказать, что вы выражаете недовольство в мой адрес по причине абсолютно противоположной той, по какой мы – я и многие другие - были недовольны Джеффом Дэвисом.

Джексон осознал, что ему придется отыскать и при необходимости выкорчевать то, что может оказаться пятном лицемерия на его совести. Но это могло подождать. Долг прежде всего. Долг всегда прежде всего.

- Прошу прощения, господин президент, но я не вижу никаких отличий.

- Да? – В голосе президента Лонгстрита прозвучали нотки удивления. – Тогда разъясню вам на пальцах. Президент Дэвис вмешивался в то, как его командующие вели Войну за Отделение, поскольку считал себя лучшим генералом, чем они. Я же вмешиваюсь в то, как вы ведете эту войну, поскольку считаю себя лучшим политиком, чем вы.

- Не осмелюсь оспаривать ваши слова, несмотря на ваши намеки на обратное, прозвучавшие за несколько мгновений до этого, - ответил Джексон.

- Тогда все в порядке, - подытожил Лонгстрит. – Поверьте мне, генерал, я бы накладывал на вас много меньше ограничений, если бы мне не приходилось беспокоиться о том, чтобы наши союзники оставались довольны тем, как мы ведем войну.

- Это война, - просто ответил Джексон, - и мы должны вести ее так, чтобы как можно верней и быстрей сокрушить неприятеля.

- То, как верней сокрушить Соединенные Штаты и то, как быстрей сокрушить их могут оказаться не одним и тем же, - заметил Лонгстрит. – И это одна из причин, почему я приказал вам не атаковать Харперз-Ферри после того, как вы побили янки под Винчестером.

-Не понимаю, господин президент, - Джексон не знал, как лучше всего выразить то разочарование, которое почувствовал он, будучи вынужден прекратить наступление, которое, как он был уверен, стало бы успешным.