Осталось чуть - [53]

- Наверное, нам стоит выбираться отсюда поскорей, - предложил Дуглас, - чтобы освободить место для безопасного спуска тем, кто еще остался на пароходе.

С ним никто не спорил, что было приятной неожиданностью. Похрамывая, он побрел прочь от парохода. Он не оборачивался. Все, что у него оставалось – это одежда, теперь обляпанная в грязи и порванная. Когда он сбежал от своего хозяина, на нем также не было ничего, кроме одежды, но тогда у него вообще нигде ничего более не было. Сейчас же он был состоятельным человеком и все, что ему было нужно для того, чтобы снова получить доступ к своим средством, - это отослать телеграмму.

- Мятежники, должно быть, подумали, что пароход перевозит войска, - сказал кто-то неподалеку.

В этом был определенный смысл: и США, и КША перевозили своих солдат на пароходах.

- А, может, они просто грязная толпа вонючих мерзавцев! – В ярости отозвался кто-то, и в глазах Дугласа эти слова также имели смысл – большой смысл, ведь он был всегда готов представлять Конфедеративные Штаты только в черных тонах.

- Кем бы они ни были, теперь уже вся Огайо будет перекрыта так же плотно, как кишки у мужика с опиумной затычкой в заднице, - заметил первый мужчина, и эта мысль, как бы грубо передана она ни была, была несомненной правдой: если уж она сторона начала стрелять в пароходы, точно также, без сомнения, поступит и другая.

Несомненной правдой также была и другая мысль: он приедет в Цинциннати с огромным опозданием.

Скрипя рессорами, «Корзинка» медленно катилась в Хелену.

- Эй там, просыпайтесь, - прикрикнул на лошадей Теодор Рузвельт. Животные протестующее зафыркали, когда он хлестнул поводьями и щелкнул бичом над их спинами. Не только потому, что он подгонял их идти в город быстрее обычного, но и потому, что на этот раз груз, который они тянули, был тяжелей, чем обычно.

Из задней части фургона подал голос Эсо Хант:

- Спокойней, хозяин, спокойней. Не торопитеся. Всяко, мы быстро доедем.

Остальные пять работников, развалившиеся на задах фургона, громко согласились с ним. Только Филандер Сноу решил остаться Ома, на ранчо – жизнь он уже и так повидал. Остальные работники, как и сам Рузвельт, все как один, были молодыми парнями.

- Ни за что не соглашусь ехать медленно! Нет такой вещи на свете, которая заставит меня замедлить ход, слышите? – Заявил Рузвельт. – Мы нужны нашей стране, и я намереваюсь прийти на зов – прийти так быстро, насколько только могу.

- Не придете, если завезете нас с дороги прям в канаву, - заметил еще один работник, Чарли Данниган.

Рузвельт на это ничего не ответил. Но и не замедлил движения. Когда он вбивал себе в голову, что нужно сделать что-то, он делал это, и делал немедля. По дороге на Хелену он догнал еще один фургон, следующий в том же направлении, что и он, но, на его взгляд, недостаточно быстро. Даже, несмотря на то, что между дорогой и деревьями у обочины было мало пространства, он все равно съехал с дороги и обогнал плетшийся впереди фургон, заставив его возницу глотать пыль. Тот что-то раздраженно прокричал, а Рузвельт в ответ насмешливо помахал ему шляпой.

- Ну вы выдали ему, хозяин! – Воскликнул Хант.

Рузвельт ухмыльнулся, хотя и не развернулся назад, к Ханту, чтобы показать, насколько он польщен. Ключом к успеху был грубый напор. Люди, которые сделали хоть что-то в этом мире, использовали любой шанс. А те, кто не хотели или не могли этого сделать, оставались в хвосте глотать пыль.

На этот раз, въехав в Хелену, Рузвельт поехал не в сторону редакции «Газет», а к Капитолию Территории, находившемуся на юге.

- Надеюсь только, что у них до сих пор есть для нас незанятые места, - сказал он, наверное, уже раз десятый с того времени, как они выехали из ранчо.

А затем, тоже раз в десятый продолжил свою мысль:

- Клянусь громом, если у них уже не осталось мест, тогда мы сформируем свой отряд – вот, что мы сделаем!

- Не сказал бы, што плюнуть негде, - заметил Данниган.

И правда, Рузвельту не составило особого труда подвести фургон к самому Капитолию. Он также не увидел никакой очереди, которая извивалась бы змеей от дверей маленького каменного здания.

- Неужели во всей стране, кроме моего ранчо, умер патриотизм? – Вопросил он, но его вопрос предназначался не работникам, а, наверное, Небесам.

Он спрыгнул с фургона, привязал лошадей и повел своих людей к Капитолию. Когда они гурьбой поднимались по лестнице, навстречу ним из здания вышел человек, которого он знал – его сосед, Джеремия Пакстон.

- Знаю, для чего ты здесь, Рузвельт, - сказал он. – Пришедши по тому ж делу, што и я, или сдохнуть мне на этом месте! Однако, подвезет тебе не боле, чем мне.

- Что вы имеете в виду? – спросил Рузвельт.

Пакстон на это, однако, ответил коротко:

- Сам увидишь.

Он сплюнул на землю, быстро зашагал к своей лошади, отвязал ее, вскочил в седло и поскакал на свое ранчо. Его напряженная спина излучала отвращение к окружающему миру.

- За мной! – Бросил Теодор Рузвельт.

Он повел своих работников вверх по лестнице с такой энергией, как будто они атаковали вершину занятого неприятелем холма.

Остановив внутри первого человека, по виду которого можно было судить, что он здесь свой, он спросил: