Особый дар - [91]

— Милый, право же, я отношусь к тебе просто чудесно!

Но Тоби уже занесло.

— Первый-то шаг сделала ты и поначалу была довольно напориста, — услышал он свой голос.

— Котик, а тебе не кажется, что ты чуточку, самую чуточку вульгарен? — медленно выговорила она.

— Ты вообще считаешь меня вульгарным. В этом, видно, все дело.

Клэр по-прежнему сохраняла выдержку:

— Пожалуй, тут есть доля и моей вины. Да, люблю делать первый шаг сама и всегда его делаю, хотя вот этого тебе знать было не положено. Ладно, беру свои слова обратно. Нет, сословная спесь тут ни при чем — у меня, во всяком случае, ее нет, и не надо так думать. Просто ты заставил меня ждать слишком долго и упустил момент, когда я могла бы дать согласие. По правде говоря, может, я и тогда ответила бы отказом, но не в том суть. А сейчас, когда у нас с тобой все так здорово, тебе надо было затеять этот разговор.

Он лежал плашмя и неотрывно глядел в потолок.

— Тоби, ты меня слушаешь?

Как будто он мог упустить хоть одно ее слово!

— Так вот, выбрось все это из своей дурацкой башки и начнем с того, на чем остановились.

— Еще чего.

И, встав с постели, он начал одеваться. В кармане у него лежало кольцо — счастье, что он не успел показать его ей. Клэр наблюдала за ним с явным изумлением.

— Подумать только, дуется! Я своим глазам не верю! И что же ты намерен делать, уйти во тьму?

— Да.

— Иди ко мне.

— Нет, с меня довольно.

Клэр попыталась утешить его.

— Завтра ты на все это посмотришь по-другому, — сказала она и закурила новую сигарету.

— Нет.

— Никогда?

— Все кончено.

— Смех. Ведь ты не хуже меня понимаешь — мы получаем друг от друга огромное наслаждение и можем продолжать в том же духе.

— Я не жеребец-производитель.

Тут она рассердилась по-настоящему — во всяком случае, такой он ее еще никогда не видел.

— А вот это уже форменное хамство.

— Может быть. Не могу я сейчас выбирать выражения, не до того.

— И на ум тебе приходят не слишком вежливые.

Кончая одеваться, он с горечью подумал: да, в эту ночь вылезли наружу и его простонародное происхождение, и грубость — а он-то полагал, что давным-давно изжил ее.

— Извини. Но вот так я на все это смотрю.

Прощай, Клэр, прощай Глемсфорд, прощай Перчик, которого он так полюбил.

— Сбрось с себя это дурацкое барахло, иди ко мне, будь милым и славным.

Но Тоби уже закусил удила. Он сказал, что не пойдет, значит, не пойдет. Это решение окончательное и бесповоротное. И внезапно его озарило: решение, пожалуй, не было бы окончательным, если бы Клэр и впрямь разбила ему сердце; но нет, она всего-навсего причинила ему боль и уязвила его гордость.

— Бог ты мой, эти мне трагические расставания! Позвони на той неделе, когда немножко поостынешь. А теперь поди сюда, поцелуй меня хорошенько.

Но он не поцеловал ее. Она закурила еще одну сигарету, налила себе еще вина и уставилась на него округлившимися глазами.

И он ушел.

Когда Тоби добрался до дому, голова у него шла кругом и он не мог разобраться в своих чувствах. Он тяжело опустился на диван, и тут в ягодицу ему уперлось что-то твердое — кольцо, будь оно проклято, в подбитой атласом коробочке, сулившей ему кое-что посущественней ее содержимого.

Он швырнул коробочку на стол — пусть там валяется.

А ведь ты не любишь Клэр, сказал он себе наконец, и внутренний голос прозвучал четко и ясно. Но ты желал ее и всего, того, что мог принести брак с нею. Она ни минуты не сомневается в твоем возвращении — недаром привыкла получать все, что захочет. Но на сей раз может ждать до скончания века.

До сих пор он не отличался решимостью. А вот теперь все будет по-другому. Тоби был уязвлен, взбешен. Больше он ее знать не желает, эту дылду, эту богачку, такую уверенную и жизнерадостную в сознании своей независимости. Возможно, она в конце концов выйдет за Алека — что ж, пусть принесет ему радость, а в нем самом она радость убила.

Назавтра от Клэр пришло безмятежное, веселое письмо. Что это он в самом деле? Не надо быть балдой. Ведь они могли бы наслаждаться жизнью вовсю — до тех пор, пока он захочет. Не подобает мужчине так себя вести; ни один из тех, с кем она встречалась, не дулся на нее больше двух недель. «Тебе, пожалуй, могу дать три, потому что ты упрям, как мул. Сходим в „Коннот“, наедимся всяких вкусностей. Я буду скучать по тебе».

На письмо он не ответил, а когда она позвонила, разговаривал с нею, как с докучливой посторонней.

Ему захотелось покончить со всем этим раз и навсегда. Поэтому в субботу он приехал к родителям и поговорил с матерью.

— Между мною и Клэр все кончено. Полагаю, тебя это обрадует.

Сперва лицо ее выразило явное облегчение, но на смену ему тут же пришел гнев: как это так, нашлась девушка, которая осмелилась отвергнуть ее сына! Но вслух она сказала только:

— Мне очень жаль.

— Нисколько тебе не жаль, сама знаешь.

— Ну, вообще-то она мне никогда особенно не нравилась. Но не хочется говорить ничего такого, что могло бы разбередить тебя.

— Ничем ты меня не разбередишь, поверь. Как-нибудь я с этим справлюсь.

Мать постаралась утешить Тоби единственным известным ей способом — прямо-таки закормила его. И он ел, не отказывался.

Когда домой вернулся отец, Тоби сообщил свою новость и ему.