Особое задание - [9]

Может быть, такой же, как это село, он уви­дит и свою деревню. Дубяга размял в пальцах горячий окурок, бросил его и далеко сплюнул сквозь зубы. Голодная лошадь нехотя оторвалась от травы, подняла голову и пошла шагом.

* * *

«Вездеход» мчался по дороге. В машине, дер­жась за ветровое стекло, стоял высокий человек в танкистском комбинезоне, с наголо выбритой непокрытой головой — командующий армии. Он любил на ходу машины охватить взором рассти­лающееся за дорогой неподнятое поле, изрытое гусеницами танков; и чёрным вороньём присев­шие вдалеке на поле сбитые в рукопашном бою немецкие каски; и рощи и перелески, спалённые огнём артиллерии; и балку, что петляя бежит издалека наперерез дороге, то пропадая с глаз то взметая вдруг за поворотом зелёные вершины обильно разросшихся в низинке деревьев.

Командующий ехал на передовые позиции. Встречавшиеся с машиной бойцы и командиры, узнавая, приветствовали его и провожали ма­шину глазами. Командарма привыкли встречать на дорогах армии, в частях, на передовой.

Вправо от большака убегала к лесу свежепроложенная дорога. Генерал указал на неё шофёру, и машина круто свернула к штабу дивизии. Те­перь машина шла по лесу, с хрустом подминая колёсами сухие сучья. Замелькали блиндажи, — «вездеход» въезжал в расположение КП диви­зии. На ходу выпрыгнул сидевший на заднем сиденье адъютант с автоматом на груди.

—    Где разместились разведчики? — крикнул он попавшемуся ему первым бойцу.

Шофёр подрулил к блиндажу, и командующий вышел из машины. Мимо часового, замершего с приставленной к ноге винтовкой, генерал спу­стился вниз по земляным ступеням, открыл дверь блиндажа.

Капитан Довганюк бросил на стол ручку, вско­чил на ноги. Командующий остановил его.

—    Как это случилось с Яруниным? — спросил он, грузно опускаясь на скамью, достал платок и вытер бритую голову.

Волнуясь, капитан рассказал, как подполков­ник Ярунин вышел из блиндажа, в это время над лесом снова появились вражеские самолёты, они низко спустились, обстреляли расположение штаба и, зайдя с севера, сбросили бомбы. Под­полковник Ярунин был контужен, и его тотчас же увезли в санбат дивизии.

—    Что говорят врачи? — спросил генерал.

—       Врачи, товарищ генерал-лейтенант, говорят, что подполковнику нужен полный покой, что он должен вылежать и тогда будет здоров.

Только сейчас командующий заметил человека, стоящего в стороне от стола, Он сосредоточенно рассматривал бревенчатые стены блиндажа, уце­левшие на них кое-где серые листы немецкой бу­маги. Командующий встал, сделал два шага в тесном блиндаже и оказался лицом к лицу с человеком, стоявшим в тени: низкий лоб, глу­бокий шрам между бровей, малоприметное лицо. Генерал вышел из блиндажа, а за ним следом Довганюк, приказав часовому спуститься вниз. Довганюк сообщил генералу об этом человеке, подозреваемом в шпионаже.

—    Боюсь, товарищ командующий, поторопи­лись мы задержать его, — решился он высказать свои опасения.

Шофёр уже включил мотор. Ставя йогу на подножку машины, генерал распорядился;

—    Продолжайте допрос, результаты доло­жите мне.

Машина медленно шла по лесу, лавируя между деревьями. Когда лес кончился, шофёр прибавил газ, и «'вездеход» помчался по дороге. Лесок по сторонам дороги, кусты на поляне ощетинились замаскированной артиллерией, почерневшие от копоти танки врылись в землю на короткую пе­редышку. Навстречу дул сырой, пронизывающий ветер, он преждевременно сбивал с деревьев листья; над землёй неспокойно нависал толстый слой густых облаков; затишье на передовой су­лило новые бои. На секунду перед глазами ге­нерала мелькнули малоприметное лицо задер­жанного, низкий лоб, глубокий шрам между бровей. Враг или нет?

* * *

Лёжа спокойно, Ярунин чувствовал себя здо­ровым, ко стоило приподняться, как койки с ра­неными, палатка — всё приходило в движение, начинало раскачиваться.

Медленное, ленивое, непривычное существова­ние. Непонятно, зачем прислали сюда Подречного, целый день маячит перед глазами, осовел от безделья. Говорят, генерал распорядился, что­бы кто-либо находился всё время при нём. Яру­нин приподнялся на локте.

— Вот что, возвращайся к себе, я уже здо­ров, — он сказал это решительно и, чувствуя, как неприятно поплыла палатка, осторожно лёг на подушку.

Не отпускали мысли о боях, развернувшихся под Сталинградом. Немцы рвались на юг, на Кавказ. «В боях на юге решается судьба нашей родины», — снова вспомнил Ярунин заголовок статьи в газете. В этот тревожный для родины час он настойчиво продумывал меру своих обя­занностей. Это была укоренившаяся привычка именно так откликаться на призывы партии, придирчиво проверять себя, всё ли сделал, чего требует партия. Предстояло сражение за Ржев. Армия должна быть ограждена от шпионов, ди­версантов, от вражеской диверсии нужно спа­сти Ржев —вот что становилось главным звеном в работе.

Если «Брат» жив, он понимает задачу и дей­ствует, в этом Ярунин не сомневался. До войны «Брат» служил на погранзаставе у Ярунина, и подполковник привязался к молодому командиру. Своих детей не было, и этому, идущему на смену, он стремился передать свой жизненный опыт. Он учил его зорко, бдительно охранять гра­ницу, угадывать крадущийся шаг шпиона, раз­личать, где прошла лисица, а где лисий хвост протащился на верёвке и замёл следы врага. Он хорошо знал боевые качества своего молодого друга и сейчас, сильнее, чем когда-либо, нуж­дался в нем. Ну а если его нет в живых...