Особое назначение - [25]

Хотел расставить мебель, сорвав с нее наконец целлофановую упаковку, но отговорила Ирина:

— Приедет жена — вместе расставите. Знаете, как ей будет приятно!

Тимохин поначалу отмахнулся, потом вдруг задумался над ее словами и, припомнив, как немного радости доставлял он жене, решил последовать совету Ирины.

Рыскалов сразу же по приезде Ирины перетащил свой диван в соседнюю комнату.

— Ты чего чудишь? — спросил его Тимохин.

— Пусть отвыкает, — буркнул Рыскалов.

Ирина уже знала обо всем. Вечерами, когда Тимохин уходил в свою комнату, он слышал глуховатый голос Рыскалова, рассказывающего Ирине все свои злоключения. Та не очень громко, боясь разбудить Вовку, всхлипывала, ласкалась, но Рыскалов, открыв окно, чтобы хоть немного проветрить комнату от табачного дыма, уходил.

— Останься, Алеша! — услышал однажды Тимохин голос Ирины.

Рыскалов что-то пробормотал в ответ и ушел на кухню. Сидел там, курил, но спать ушел в свою комнату.

Через неделю, когда все бумаги были подписаны, а на руках у Ирины имелся билет в Москву, Тимохина вызвал генерал.

— Слушай, подполковник... — сказал он. — Сомневаться я что-то начал...

— В чем? — Тимохин испугался, что генерал отзовет все подписанные уже бумаги.

— Да в этой, в дамочке Рыскаловой! — продолжал генерал. — Москва все-таки!.. Магазины, барахло всякое... Застоится в очередях и приемные часы пропустит!

— Я с ней поговорю, — пообещал Тимохин.

— Да что разговоры! Пустое дело! — махнул рукой генерал. — Для баб... извини... женщин... магазины эти, ну, как медом там, понимаешь, намазано! И чем очередь больше, тем завлекательней! В какой-нибудь «Белград» забредет — и пиши пропало! Нельзя ее одну отпускать!

— Что же делать? — растерялся Тимохин.

— А ты с Шульгиным поговори, — намекнул генерал.

— С Василием Даниловичем? — переспросил Тимохин.

— Ну да! — энергично кивнул генерал. — Твой однокашник, можно сказать... И не у дел сейчас... Со здоровьем у него более или менее, я справлялся.

— И что? — допытывался Тимохин.

— А то! — рассердился генерал. — Попроси его с ней в Москву съездить! Свой брат, милицейский работник, ходы-выходы знает. Поможет в случае чего! Поговоришь?

— Поговорю, — согласился Тимохин.

— Вот и ладно! — Генерал снял очки. — От меня привет передай. Скажи, присоединяюсь к просьбе. Все понял?

— Так точно! — поднялся с кресла Тимохин.

— Тогда давай действуй!

...Тимохин решил идти к Василию Даниловичу Шульгину утром, посчитав это самым удобным временем для разговора: Мария Тарасовна, жена Шульгина, на рынке или по магазинам, дочь с зятем на работе — никто мешать не будет! Созвонился с Шульгиным и на следующий день, ранним утром, был уже у него. Шульгин в одиночестве сидел за столом, чаевничал.

— Чайку стакан? — предложил он. — Не наш с тобой, правда! Крепкого не завариваю. Врачи не разрешают.

— Наливай какой есть! — подсел к столу Тимохин. — Рыбы соленой наелся. Целый день теперь пить буду!

— Откуда рыбу взял? Да еще соленую! Кета, наверное? — удивился Шульгин. — Успел в нашем торге знакомства завести?

— Да ты что, Василий! — Тимохин чуть не вскочил со стула. — За кого меня принимаешь? Ирина привезла!

— Ирина — это кто? — потер лоб Шульгин. — Твоего подопечного жена?

— Она самая... — кивнул Тимохин. — О ней и разговор. Понимаешь, какое дело...

— Знаю я все! — отмахнулся Шульгин и, помолчав, не без гордости добавил: — Виктор Ильич звонил... Не через помощника, сам! Просил в Москву с ней съездить.

— А ты что?

— А что я? — прихлебывал чай Шульгин. — Могу и съездить. Только не понимаю, чего вы все всполошились?!

— Что значит «всполошились»? — не понял Тимохин.

— Представление пишете, приговор опротестовываете... С чего вы его выгораживаете, Рыскалова этого? Пусть по закону свое получает.

— Мы по закону и действуем, — мирно сказал Тимохин.

— Брось! — возразил Шульгин. — По закону он должен за побег получить и досидеть свое. Так?

— Формально — так, — согласился Тимохин.

— И все! Нет разговоров! За каждого преступника заступаться — на шею сядут!

— Он не преступник. И не был преступником! — упрямо сказал Тимохин.

— Ограбление имело место? Поджог дачи был? Организатор он?

— Он.

— А ты говоришь, не преступник!

— А мотивы? — горячо заговорил Тимохин. — Если хочешь знать, он за социальную справедливость боролся. По-дурацки, по-мальчишески, но боролся! Пытался бороться!

— Какая к черту социальная справедливость?! — отмахнулся Шульгин. — Поломали дачку и вынесли все, что смогли!

— Что вынесли-то? — рассердился Тимохин. — Ковры, хрусталь, золото? Конфеты и копченую колбасу, которые завхоз от них утаил. И малышне интернатской раздали. В праздник! Дурацкий, конечно, поступок. Непродуманный! Но мотивы-то надо учитывать?

— Вот вы с этими мотивами и влипнете в крупную неприятность, — мрачно пообещал Шульгин.

— Это почему же?

— Потому что замахнулись больно высоко! — пробурчал Шульгин. — Где ты ее видел... эту самую... справедливость социальную? Если ты за нее такой борец, отбери у нашего министра или, хотя бы, у генерала нашего дачу, персональную машину, паек.

— Нет у него пайка!

— Ну пакет! — не унимался Шульгин. — Те же штаны, только назад пуговки, как говорят у нас, в Сибири. Вот бы с чего начинать! А вы?.. Ну, выгородите вы Рыскалова вашего! Освободят его от наказания! Один он такой? Ему повезло: такой чудак, как ты, выискался! А если бы на твоем месте нормальный следственный работник был? Преступник бежал из места заключения, объявлен во всесоюзном розыске. Ты его установил и задержал. Честь тебе и хвала! Получай благодарность и очередную звездочку на погонах. А вы какую-то мышиную возню затеяли!