Особо опасный преступник - [37]

Фромм полагал, что некрофилы предпочитают темные тона, поглощающие свет: черный, коричневый. Это предпочтение проявляется в одежде, в выборе предметов мебели, штор, красок для рисунков и т.д. Далее, по мысли Фромма, некрофилов отличает специфическое отношение к запахам. Как показывают эмпирические исследования этого автора, большая часть некрофилов отличается пристрастием к дурным запахам "задохнувшегося" или уже гниющего мяса. Заинтересованность дурными запахами нередко проявляется в гримасе принюхивания. Эта гримаса не является обязательной для всех, но уж когда она есть, то это самый надежный признак некрофила.

Некрофил практически не умеет смеяться, считает Фромм, его лицо как маска. Ему недоступен нормальный, свободный, облегчающий душу смех, его улыбка вымучена, безжизненна, она похожа, скорее, на брезгливую гримасу. Я не сомневаюсь, что такой вывод опирается на какие-то наблюдения. Однако полностью согласиться с ним не могу: есть множество свидетельств того, что Гитлер и Сталин, когда хотели, могли смеяться и улыбаться; некрофилы, с которыми я общался, тоже не были лишены этого дара.

Фромм приводил и другие признаки некрофильского характера, например о специфической речевой некрофилии, когда преимущественно употребляются слова, связанные с разрушением и экскрементами. Фромм считал, что существует связь между деструктивностью и поклонением перед машинной мощью. Ссылаясь на исследования Л. Мэмфорда, он утверждал, что эта связь просматривается еще в Египте и Месопотамии, которые более 5000 лет тому назад имели такие социальные структуры, которые во многом напоминают общественное устройство Европы и Северной Америки. Современного индустриального человека больше не интересуют другие люди, природа и все живое. Неслучайно многие мужчины к своей автомашине питают более нежные чувства, чем к жене. Увлечение фотографией, по Фромму, говорит о том же, и человек теряет великий дар видения, полученный от рождения. Я думаю, в рассуждениях Фромма о фотографировании много верного: нельзя не сказать, что в фотографировании проявляется желание унести виденное и обладать им. Это, конечно, свидетельствует об особом отношении к миру и, если пользоваться терминологией Фромма, скорее, "иметь", чем "быть".

В целом я полагаю, что предложенные Фроммом отличительные признаки некрофильского характера (некрофильской личности) не относятся к числу обязательных, т.е. они могут быть, а могут не быть у определенного лица. Я считаю, что главным и обязательным признаком несексуальной некрофилии является постоянное влечение к смерти, интерес к ней, ко всему неживому, а у некрофильских преступников - стремление к уничтожению людей, реализуемая в поведении тенденция решать свои проблемы путем уничтожения другого. Иными словами, это некрофилия в широком и узком, негативном смысле; в широком - вообще влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, причем подобное влечение вполне может быть похвальным, если, например, человек работает в морге, не нарушая при этом никаких запретов. Можно предположить, что у некоторых людей, склонных к попаданию в жесткую зависимость от ситуации и собственных переживаний, доброкачественная некрофилия может перейти в злокачественную.

Я думаю, что человечество, как и отдельный человек, если ориентироваться на их отношение к смерти, в своем развитии проходит разные этапы, когда некрофильский период сменяет биофильский, и наоборот. Для примера можно привести отношение к смертной казни в качестве уголовного наказания. В Европе в древности и Средние века, даже в XVIII и XIX вв. за значительное число составов преступлений (в их числе были и ненасильственные) полагалась смертная казнь. В настоящее время в европейских странах не применяется этот вид наказания, хотя в уголовном законодательстве некоторых государств он еще сохранился. Ставится вопрос о полном запрете смертной казни. Известно, конечно, что тоталитарные режимы в XX в. как раз и отличались тем, что там в широких масштабах лишали жизни по закону или вне рамок правосудия. Это позволяет назвать некрофильскими те страны, где смерть становится привычным способом решения проблем, даже не всегда острых, а также устрашения населения и врагов.

Кровь как представитель и символ смерти постоянно востребуется людьми. Она проливается из мести, ревности, зависти, для наказания, для завладения материальными и духовными благами, захвата, укрепления и скрепления власти или организации, ради жертвоприношения в надежде получить особые блага, она символизирует власть и право сильного, она должна укреплять власть, даже на символическом уровне (так, африканские царьки хоронили своих врагов вблизи трона или прямо под ним) и т.д. Как будет показано в настоящей книге, кровь нужна и для поддержания постоянной связи с иным миром, небытием - и в этом может быть мотив, скрытый смысл некоторых некрофильских убийств. Остановимся на том, что кровью, смертью скрепляют организацию, общину, этническую группу.

Э. Канетти приводит весьма впечатляющий пример.

Самый воинственный народ во всей Южной Америке - живарос из Эквадора. Для них не существует естественной смерти: если человек умирает, значит, враг заколдовал его издали. Тогда на долю близких выпадает выяснить, кто ответствен за смерть, и отомстить колдуну. Каждая смерть является, следовательно, убийством, а за убийство можно мстить только другим убийством. Но поскольку смертоносное колдовство производилось на большом расстоянии, кровная месть, обязательная для родственников, возможна лишь в том случае, если они сумеют отыскать врага. Поэтому живарос ищут друг друга, чтобы мстить, и поэтому кровную месть можно считать извращенной, некрофильской формой социальной связи.