Особенности национальной бюрократии. С царских времен до эпохи Путина - [37]

Можно ли было исправить положение? Наверное, некоторые шансы имелись. Но только для этого на царском троне должен был оказаться человек масштаба Петра I. Который для начала жесткими методами вычистил бы всю эту сволочь. Крови бы пролилось порядочно. Но куда меньше, чем ее пролилось через несколько лет. В начале ХХ века авторитет царской власти стоял еще очень высоко. Сгубило его именно последнее царствование.

Да только вместо Петра I на троне сидел Николай II. С. Витте вспоминал, что император представлял собой человека «доброго, далеко не глупого, но неглубокого, слабовольного…он не был создан, чтобы быть императором вообще, а неограниченным императором такой империи, как Россия, — в особенности. Основные его качества — любезность… хитрость и полная бесхарактерность и слабовольность». Вообще, создается впечатление, что Николай Александрович совершенно сознательно выбрал для себя позицию неучастия, предоставляя событиям идти туда, куда они идут. И шли они… Вот именно туда они и шли!

* * *

История царствования последнего российского императора — это история запредельного чиновничьего безобразия. Дело не в том, что воровали все, кто мог. При Петре I тоже воровали. Беда в том, что кроме этого вообще ничего не делали. Единичные люди, которые пытались хоть что-то изменить, — тот же Сергей Витте или Петр Столыпин — не успев ничего сделать, вытеснялись на обочину. Главная причина была в том, что они «не вписывались» в контекст тогдашней административной среды. Случилось самое худшее, что могло произойти — бюрократия потеряла чувство самосохранения.

В июне 1912 года перед открытием Думы тогдашний премьер В. Коковцов, сменивший Столыпина, недалекий, но усердный бюрократ, обратился ко всем ведомством, чтобы узнать: что там, собственно, творится? Ведь несколько лет назад произошла революция, после которой жизнь стала меняться на глазах. Неразрешимых проблем накопилась куча. И что же? Как с горечью отметил премьер, «ни одно ведомство не выдвинуло проектов, хотя бы отдаленно напоминающих меры, направленные на приспособление к буржуазному развитию страны и вообще заслуживающие названия реформ».

Потом началось то, что называют «распутинщиной». Хотя сам «старец» был, возможно, и ни при чем. За его спиной во власть пролезла уже откровенная сволочь, которая обделывала свои дела. Современник отмечал: «Наверх стали пробираться подлинные проходимцы и жулики, а все те, кто хранил в себе государственную традицию, осуждены были на безнадежные попытки спасать последние остатки русского государственного управления… Не подлежит сомнению, что если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг…» Возможно, все потом просто свалили на Распутина. Потому что уже после убийства «старца» процесс продолжался в том же духе. Как бы то ни было, факт есть факт. Чиновники назначались и увольнялись, и их уровень становился все ниже и ниже.

Апофеозом этого может служить так называемая «министерская чехарда», которая шла во время войны. Министры, товарищи и другие высокопоставленные чиновники менялись со скоростью света. В период с июля 1914 — февраля 1917 годов личный состав министров и главноуправляющих обновился на три пятых, а высшей ведомственной бюрократии — почти наполовину. За это время произошло 31 назначение на министерские посты и 29 увольнений. Сменились четыре председателя Совета министров, шесть министров внутренних дел, четыре обер-прокурора Св. Синода, четыре военных министра, столько же министров юстиции и земледелия, три министра просвещения и столько же государственных контролеров. Всего же в аппарате центральной исполнительной власти произошли около 300 крупных кадровых перемен — назначений, утверждений в должности, перемещений и увольнений. Все это по «принципу домино» шло по всей бюрократической лестнице. Прибывшие начальники тут же начинали протаскивать своих дружков.

На местах было не лучше. К моменту Февральской революции только тридцать восемь губернаторов и вице-губернаторов занимали свои посты с предвоенного времени; в 1914 г. получили назначение двенадцать, в 1915 г. — тридцать три, в 1916 — начале 1917 годов пятьдесят семь (!) губернаторов.

Можете представить, как все это выглядело. Не успел начальник принять дела, как его уже увольняют. И зачем в таком случае работать его подчиненным? Они и не работали. По многочисленным свидетельствам чиновники просто-напросто не выполняли распоряжений своих начальников. На кой черт? Все равно придет другой, никто проверять не будет.

Накануне февраля 1917 г. обозреватели констатировали, что русская бюрократия «теряет то единственное, чем она гордилась и в чем старалась найти искупление своим грехам, — внешний порядок и формальную работоспособность». Удивительно лишь то, что в такой ситуации Россия продержалась четыре года.

Заметим, весь этот дурдом происходил во время войны. Пока солдаты сражались и умирали, в тылу творилась такая вот свистопляска. Что странного в том, что когда, наконец, 25 февраля рвануло, старую Россию не стал защищать НИКТО? В самом деле, кого защищать-то?..