Основы искусства святости. Том 3 - [6]

. — После труда, подъятого в пути, или после других тяжелых дел, человек не может сохранить тот же порядок, который соблюдает он в прочие дни, но оказывается телу небольшое снисхождение». Вообще же, немыслимо дать здесь определенные правила. Жизнь так сложна, а бесы так лукавы, что нужен большой духовный опыт, чтобы в каждом отдельном случае поступать правильно. Для этого-то и существует старческое руководство.

Приведу только один случай из жизни духоносного отца Иоанна Кронштадтского, не для примера модникам, чтобы они могли этим оправдываться, а для того, чтобы показать, как подчас трудно уловимы для страстных людей границы пользования культурными ценностями. (Но все же видно, что люди, позволяя себе полный простор в пользовании последними, все-таки сознают, что это не совсем законно, по крайней мере, для некоторых, для подвижников. Но как раз и ошибаются, подвижник-то иногда и может разрешить себе это, а грешники отнюдь нет²⁰.) Речь идет о шелковых рясах, каретах,

отдельных пароходах и прочем. Сколько вытерпел о. Иоанн нападок, клевет, гоне-18-

ний за все это! Но вот его собственное разъяснение относительно одного такого случая. «Я знаю, что многие осуждают меня за шелковые рясы, за езду в карете и подобное. Насчет шелковой рясы скажу вам. Прислала мне ее старушка одна. Сама она ее шила, хоть и плохо видит... Шила и радовалась невесть как, думая, как я стану носить ее подарок. За что же я огорчу и обижу добрую женщину, возлюбившую меня заглазно? "Соблазн", — говорят мне подчас иные... А я так думаю, что горший соблазн — в тщеславии. Изображать из себя праведника в рубищах иной раз куда легче бывает, чем стараться жить по-христиански в шелковой рясе. Господь глядит не на одежду, а на душу человеческую»²¹.

Вторая ступень духовного делания в отношении человека к окружающим его необходимым вещам есть отказ от пристрастия к ним. Ведь не в том заключается добродетель, чтобы иметь всего мало, а чтобы не пленяться им. В фонви-зинском «Бригадире» Иванушка говорит про свою мать, что «она за рубль рада вытерпеть горячку с пятнами». Если таково отношение человека к мелочам, то на том свете он будет судим все равно как за жадное обладание великим богатством.

Но в состояние мертвости к миру человек входит постепенно. Сперва человек приобретает чрез отсечение своей воли беспопечительность и беспристрастие к

вещам, а потом с помощью Божией и по дару Христа полное бесстрастие. Какая

22

между ними разница, будет выяснено подробно впоследствии , а теперь приведу несколько примеров из жизни святых, показывающих, как они приходили чрез подобные случаи в это блаженное состояние.

Вот что говорится в житии преп. Досифея, жившего в миру в большой неге и роскоши.

Никогда авва Дорофей, его старец, не позволял ему иметь пристрастие к какой-либо вещи или к чему бы то ни было. Когда ему нужна была одежда, авва Дорофей давал ему оную сшить самому, и он уходил и шил ее с большим старанием и усердием. Когда же он оканчивал ее, блаженный призывал его и говорил:

— Досифей, сшил ли ты одежду?

— Да, отче, сшил и хорошо ее отделал.

— Поди и отдай ее такому-то брату или такому-то больному, — говорил авва Дорофей.

-19-

Тот шел и отдавал ее с радостью.

Блаженный опять давал ему другую и так же, когда тот сшивал и оканчивал ее, говорил ему:

— Отдай ее сему брату.

Он отдавал тотчас и никогда не поскорбел и не пороптал, говоря: «Всякий раз, когда я сошью и старательно отделаю одежду, он отнимает ее от меня и отдает другому».

Однажды некто из посылаемых на послушание вне монастыря принес хороший и очень красивый нож. Досифей взял его и показал отцу Дорофею, говоря:

— Такой-то брат принес этот нож, и я взял его, чтобы, если повелишь, иметь его в больнице (авва Дорофей был ее заведующим, а Досифей ходил за больными. — Еп. Варнава), потому что он хорош.

Блаженный же Дорофей никогда не приобретал для больницы ничего красивого, но только то, что было хорошо в деле.

— Покажи, я посмотрю, хорош ли он? — поэтому сказал он Досифею.

— Да, отче, он хорош, — отвечал тот и подал нож. Авва увидел, что это действительно вещь хорошая, но

так как не хотел, чтобы Досифей имел пристрастие к какой-либо вещи, то и не велел ему носить сего ножа и сказал:

— Досифей, ужели тебе угодно быть рабом ножу сему, а не рабом Богу? Или тебе угодно связать себя пристрастием к ножу сему? Или ты не стыдишься, желая, чтобы обладал тобою сей нож, а не Бог?

Он же, слыша это, не поднимал головы, но, поникнув лицом долу, молчал. Наконец, побранив его довольно, авва Дорофей сказал ему:

— Пойди и положи нож в больнице и никогда не прикасайся к нему. И Досифей так остерегался прикасаться к ножу тому, что не дерзал его брать и для того, чтобы подать когда-нибудь другому, и тогда как другие служители брали его, он один не прикасался к нему. И никогда не сказал: «Не таков ли и я, как все прочие?», но все, что он ни слышал от отца, исполнял с радостью.

Благодаря этой добродетели он в самое короткое время достиг высокой степени чистоты сердца, и хотя пожил в монастыре всего пять лет и умер от чахотки, но на небе вселился с великими отцами, как об этом было открыто одно-