Османец - [8]

Оказавшись в огороженной стенами части города, Хоквуд огляделся и обнаружил, что кругом царят шум и суматоха. Было очень жарко, несмотря на конец октября. Он увидел узкие, мощённые булыжником улицы, кишащие людьми и домашними животными с их запахами и какофонией, а также прижимающиеся друг к другу дома, столь различающиеся между собой — от жалких лачуг до дворцов с галереями. Джон Хоквуд втягивал в себя запахи духов и одежды. Он бывал в Лондоне не один раз и считал, что все большие города одинаковы. Но здесь вместо боязни замкнутого пространства возникало странное ощущение свободы, которому способствовали мягкий солнечный свет, тёплый бриз и лёгкая одежда. Мундир казался ему лишним.

Люди, заполнившие улицы, принадлежали к различным расам и придерживались разных вероучений. Здесь можно было встретить кого угодно — от светловолосого македонца до чернокожего африканца, однако Хоквуд, казалось, был единственным рыжеволосым. Люди говорили на разных языках, и Хоквуд испытал облегчение, услышав случайно оброненное итальянское слово: звуков английской речи слышно не было.

Офицер сторожевой службы в шлеме и латах внимательно изучал его документ — лист пергамента, вручённый ему завербовавшим его византийским посланником и написанный по-гречески. Хоквуд не знал, что там написано, но, по-видимому, документ сообщал не только о том, что Хоквуд доброволец, согласный служить императору, но и то, что он говорит лишь по-итальянски. Охранник, оглядев Хоквуда, вызвал подчинённого и что-то приказал ему.

— Пойдёмте со мной, — обратился вновь пришедший по-итальянски.

— Охотно, — согласился Хоквуд. — Скажите, куда мы идём?

— Я представлю вас принцу. В ваших документах упомянуты другие люди?

— Моя семья ждёт меня в Галате.

На протяжении всего разговора у офицера сохранялось напряжённое выражение лица. Сержант пробирался сквозь толпу, Хоквуд последовал за ним, привлекая к себе заинтересованные взгляды.

— Ваш офицер, похоже, суровый человек, — заметил Хоквуд.

— Он ненавидит всех латинян, — отозвался сержант.

— И он думает, что я один из них?

— Если вы римского вероисповедания — вы латинянин, — объявил сержант.

Они прошли через белые ворота во внутренней, более низкой стене; сразу за ней находилась сама столица Византии. В центральной части города были только дворцы и соборы, отделённые красивыми, засаженными деревьями парками, а в южном конце, как раз напротив стены, располагался огромный амфитеатр.

— Это ипподром, — объяснил сержант, — здесь проходят представления. У вас есть подобные развлечения, англичанин?

— Нет, — сказал Хоквуд.

— Ты должен рассказать мне об Англии, — улыбнулся сержант. — Меня зовут Панадоу.

«Похоже, у него нет такой ненависти к латинянам, как у того офицера», — подумал Хоквуд. Он стал осматривать огромный собор Святой Софии, изумлённый величием этого сооружения, богатством разноцветных витражей, золотой инкрустацией на консолях, сверкающей отражённым светом. Никогда раньше он не мог даже предположить, что в мире существует подобное здание.

Какое-то время Джон Хоквуд ждал начала аудиенции принца Константина. Сержант Панадоу доставил его дворецкому принца и попрощался.

— Мы ещё увидимся, — сказал Хоквуд.

«Чем быстрее я найду здесь друзей, тем лучше», — подумал он.

— Обязательно, — коротко ответил Панадоу и ушёл.

Дворецкий не знал ни одного из романских языков и, без сомнения, ненавидел латинян. То же самое можно было сказать о многих других, ожидавших в вестибюле; все они уставились на огромного рыжеволосого англичанина с нескрываемой враждебностью. Хоквуд пытался не обращать на них внимания и принялся изучать великолепный интерьер помещения. Мозаичными изразцами были выложены пол и потолок. Иконы с изображениями Марии с младенцем висели на стенах. Красное одеяние дворецкого вполне бы подошло самому титулованному графу Англии. Хоквуд чувствовал себя неловко в своём поношенном камзоле и залатанных штанах; его одежда была коричневого цвета, что выдавало в нём бедного человека. Но его белая рубашка, специально сохранённая для этого случая, была свежей и хрустящей.

Наследник оказался худым человеком, роста не более чем среднего, с редкой бородкой. На нём была круглая шляпа с высоким верхом; его одежда была роскошной, пальцы унизывали дорогие перстни. Своё пышное убранство он нёс с отсутствующим видом, его манеры были обходительными. Поприветствовав Хоквуда по-латыни, принц протянул руку для поцелуя. Джон был удивлён, но решил, что это, должно быть, такой обычай, склонился и поцеловал её. Когда он поднялся, Константин пристально посмотрел на него.

— Ты Джон Хоквуд, — сказал он, — из Англии. У тебя известное имя.

— Мой дядя был известным человеком, мой господин.

— Тогда нам повезло. И много таких больших, как ты, в той далёкой земле?

— Много, сир.

— Хотел бы я иметь несколько сотен таких людей, как ты, — вздохнул Константин и заглянул в документ. — Ты артиллерист?

— Это моя профессия.

— В таком случае вдвойне добро пожаловать. Единственное, что нас может спасти теперь, это пушки. Если бы их было побольше, — он опять заглянул в документ, — да и канониров тоже... Здесь говорится о сыновьях.