Османец - [178]

Селим взглянул на Наси, который, как всегда, стоял у дивана.

— Только для тебя, — повторил Энтони.

Это была самая опасная часть его миссии. Сулейман был уже мёртв, и Энтони совершал предательство, обращаясь к Селиму, как к принцу, а не как к падишаху. Но у Энтони не было выбора — Селим должен был первым узнать о смерти своего отца. Чуткий человек должен понять такой тонкий нюанс, но Энтони было неизвестно, насколько Селим чуток. В любом случае он всегда найдёт повод, чтобы казнить человека, который обратился к нему не по рангу.

— Удалитесь, — сказал Селим окружающим. — Оставайтесь в этой комнате, отойдите подальше.

Охранники и военачальники, окружавшие диван, отошли к стене. Наси немного помедлил, но затем поклонился и отступил.

— Кто-нибудь может предположить, что ты боишься, будто я наёмник, о падишах, — сказал Энтони почти шёпотом.

— Что ты сказал, Хоук-паша? — нахмурился Селим.

— Сулейман Законодатель мёртв, о падишах, — склонил голову Энтони.

Селим облизнул губы, медленно и задумчиво. «Но также со страхом», — подумал Хоквуд.

— Мехмед Сокуллу решил, что эту новость нужно скрыть от мира, пока о ней не узнаешь ты, о падишах, — сказал Энтони. — Султана забальзамировали, он едет во главе своих войск. Людям сказано, что у него жар.

— Кто знает об этом? — Селим опять облизнул губы.

— Только везир, я и евнухи, — тяжело вздохнул Энтони.

— Сколько пройдёт времени, прежде чем тело моего отца прибудет в Истанбул?

— Ещё шесть недель по меньшей мере, о падишах.

— Шесть недель... — протянул Селим. — А ты будешь хранить этот секрет шесть недель, Хоук-паша?

— Это мой долг, о падишах.

— Да, — согласился Селим. — Везир принял правильное решение. Я очень доволен. Теперь ступай домой... и храни эту тайну.

Селим был скорее ошеломлён, чем обрадован, той новостью, что он теперь верховный правитель Османской империи. По натуре он был очень осторожным человеком. Энтони подозревал, что вскоре Селим поведает обо всём Наси, но еврей умел хранить секреты, и жизнь в Истанбуле текла по-прежнему до приезда армии с телом Сулеймана.

Мать Энтони и его жена радовались возвращению Энтони живым и невредимым; мальчики были, ещё слишком маленькими, чтобы оценить его присутствие. Женщин заинтересовало, почему Энтони так рано вернулся, но он отказался довериться им. Барбара была очень раздражена, что её муж всё ещё не полностью доверяет ей.

Переход прав от Сулеймана к Селиму был самым спокойным во всей истории османцев. Не было и намёка на восстание или недовольство где-нибудь в империи, как бы паши ни скорбели о смерти хозяина. Даже янычары казались счастливыми от того, что ими будет командовать молодой хозяин.

— Но ими всё же придётся управлять, о падишах, — сказал Сокуллу новому повелителю. — Они шепчутся, что падение Сигетвара раскроет перед ними всю Венгрию. Они хотят вернуться и идти на штурм стен Вены. Армия и флот горят желанием отомстить за отход от Мальты.

— Им придётся подождать, — ответил Селим. — Но я собираюсь отомстить за наш разгром в ближайшем будущем. И у тебя, Хоук-паша, также будут великие возможности для достижения славы. Ведь кто, как не вы, мои самые преданные военачальники...

Энтони хотелось верить, что в голосе султана не слышались саркастические нотки.

Мехмед Сокуллу женился на одной из дочерей Селима. Как зять султана, Сокуллу, очевидно, чувствовал себя как никогда спокойно на посту великого везира.

После свадьбы Энтони и Сокуллу встретились.

— Это ты решил, что мы должны отдать себя всецело делу падишаха, — напомнил он Хоквуду, хитро улыбаясь. — Я послушался тебя. — Везир сжал плечо Энтони. — Я не забуду о своём друге. Если поднимусь я, поднимешься и ты.

Энтони восхищался ловкостью везира, с которой тому удалось собрать все возможные силы. Сам он занял то место, которое хотел» и приступил к подготовке эскадры к морской кампании, даже если и не знал, какие цели она будет преследовать. Единственным, что испортило этот мирный период, была весть о смерти Драгута.

— Грустный конец для прославленного воина, — прокомментировал Али Монизиндаде. — Значит, теперь я адмирал флота падишаха.

Он подчёркнуто почтительно относился к Энтони, так как обоих — его и Улуч-Али — беспокоила близость, которая возникла в последние годы в отношениях Энтони и Сулеймана и которая, казалось, продолжится при новом правлении.

Мы не можем желать никого лучшего, — тактично сказал Энтони. Но на самом деле он действительно не мог представить никого другого более подходящего для командования османским флотом: Али Монизиндаде учился искусству хождения в море у Хайреддина и Гарри Хоквуда.

Хоквуд с нетерпением ждал сражений, но, когда наконец Селим (через четыре года) решился на кампанию, он был в полном недоумении, выяснив цели, намеченные им.

Но тогда недоумевали все.

Все сухопутные и морские командиры собрались выслушать слово султана. Великий везир Сокуллу также присутствовал, но и он не представлял, что у падишаха на уме. Наиболее вероятным казалось то, что будут предприняты походы в Европу и на Мальту.

Не только Али, Улуч и Пертав присутствовали здесь, но и наследник Драгута, Пиале-паша, приехавший из Западного Средиземноморья. Здесь были и все генералы, включая Мустафа-пашу, который потерпел неудачу на Мальте. Позади дивана султана стоял Иосиф Наси. В эти дни, как, впрочем, и всегда, он казался уверенным в себе и спокойно смотрел на побледневшие лица.