Наконец, старик заметил меня и, повидимому, нисколько не смущенный тем, что я был свидетелем только что виденной сцены, сказал, обращаясь к ослу:
— Карло, этот человек — иностранец. Пожелай ему доброго здоровья.
Карло (так вот кто был этот молчаливый Карло!) повернул ко мне свою голову, добродушную ослиную голову, и навострил свои уши в мою сторону.
Так как он ограничился только этим приветствием, то я решил, что это его обыкновенная манера приветствовать иностранцев. Впрочем, она ничуть не хуже другой: он, например, мог бы зареветь, а я вообще не люблю шумных излияний.
Чтобы ответить на любезность Карло, я поднялся со своего места и подошел к ослу, желая посмотреть на него вблизи. Это был еще крепкий, но уже старый осел, и глаза его были тусклы.
— Доброе животное! — сказал я, погладив его по спине.
— Доброе животное! — отвечал человек с живостью. — Это слишком мало: это удивительное, замечательное животное!..
— И он понятлив?
— Понятлив! — возразил, он как бы с некоторой обидой, считая, повидимому, этот эпитет ниже достоинства Карло. — Понятлив! Все ослы понятливы. Но Карло, говорю вам, необыкновенный, совершенно исключительный осел!..
Всякий раз, как он произносил имя Карло, осел шевелил ушами. Он с очевидным удовольствием прислушивался к речи своего хозяина. Когда тот во время разговора положил свою руку на его шею, осел начал, помахивая головой, почесывать свою шею о его грубую загорелую руку.
— Что вы скажете об этом? — спросил меня человек, выразительно подмигивая мне глазом.
Хотя в поведении осла не было ничего необыкновенного, однако, чтобы доставить собеседнику удовольствие, я сделал жест, выражавший удивление.
— Выслушайте меня, — сказал мне хозяин осла.
И, сняв свою руку с шеи животного, он отступил на шаг и положил ее на его круп. Осел замер, как будто он был вылит из бронзы.
— Выслушайте меня, — повторил человек, пригласив меня знаком приблизиться к нему. — Ему не следует слышать все то, что о нем говорят: это может возбудить его самомнение.
При этих словах он прищелкнул языком. Осел сразу навострил уши, как бы желая услышать то, что должно было остаться для него тайной.
— Смотрите: разве он не понимает?.. И не только понимает, но даже по-своему и отвечает. Карло составляет для меня мое общество и я никогда не скучаю, когда остаюсь с ним наедине. Уже более пятнадцати лет, как он у меня, и я по совести могу сказать, что никогда не ударил его даже маленьким прутиком.
— Однако, — заметил я, — ослы иногда бывают своенравны и упрямы.
— Как и люди! Так же, как и люди! — с живостью подхватил он, показывая два ряда своих удивительно крепких, белых зубов. — Разве люди также не имеют своих слабостей?.. Если животное упрямится, это значит, что оно имеет свои основания. Мы предпочитаем их бить, чем постараться их понять. Если осел раздражается, то это потому, что он дурно воспитан, или что с ним грубо обращаются, или что его обременяют непосильной ношей, или, наконец, что с ним не умеют разговаривать. Зачем, спрашиваю у вас, прибегать к грубым словам и ударам, когда эти добрые животные всегда так рады к нам привязаться?.. Я уже давно заметил, как они любят общество и голос человека. Зачем же отвергать их дружбу? Или вы, может быть, думаете, что животное может привязаться к вам, если вы будете всегда говорить с ним грубым тоном, только для того, чтобы приказывать?.. Да, оно служит вам, служит потому, что ему необходимо зарабатывать на свое пропитание, но оно тотчас же вас оставит, как только явится возможность найти более доброго хозяина. Животные, которые не имеют надежды изменить к лучшему свое положение, в конце концов, озлобляются и выкидывают с нами злые шутки. Этим именно и объясняется то, что есть ослы, которые лягаются или кусаются, есть такие, которые падают в воду, когда вы сидите на них верхом, иные же становятся посреди дороги и решительно отказываются двигаться дальше…
Не смейтесь, сударь! Уверяю вас, что я говорю вам то, что видел собственными глазами! Несчастные животные как бы говорят: «Ты мне наносишь обиды, и я тебе буду платить тем же, хотя бы это стоило мне жизни, которая мне и так несладка».
В нашем крае есть много ослов и мулов. Я хорошо изучил их нравы я я всегда замечал, что те животное, с которыми обращаются хорошо, становятся самыми усердными и трудолюбивыми.
В нашей деревушке Сан-Онофрио есть один осел, которого считают неукротимым. Когда я с ним разговариваю, он держит себя совершенно спокойно, и я жалею только о том, что не могу избавить это несчастное животное от его теперешней службы. Я сделал бы его участь более счастливой, и он был бы гораздо полезнее, чем сейчас.
— Но, если вы так любите своего Карло, зачем вы заставляете его носить такие тяжести? — спросил я обладателя осла.
— Такие тяжести! — воскликнул он с видом глубочайшего изумления. — Простите меня, сударь, но я должен вам сказать, что вы не знаете, что такое осел! Что сказали бы вы, если бы увидели, какие горы фруктов и овощей носил Карло, когда был помоложе!.. Какое, спрошу я вас, назначение животных, равно и людей на земле? — Работать! Работать в меру своих сил!.. Животные, сударь, это все равно, что дети: нужно с ними хорошо обращаться, — даже очень хорошо, но не нужно быть с ними слабым. Приучать их к изнеженности и лени — это значит вредить им самим.
