Немного спустя Бланшетта и шарабан уже стояли возле нас на более защищенной стороне дороги. Мы распаковали палатку, обернулись ею и прикрыли спину и бока нашей ослицы непромокаемым брезентом. Буря и гроза продолжались еще с час. Было уже почти пять часов, когда ветер стал затихать и дождь прекратился. Вскоре и туман значительно поредел. Мы решились отправиться дальше.
Бланшетта, повидимому, очень охотно пустилась в дальнейший путь, так как холод пронизывал ее до костей. Первую часть дороги она пробежала с такой быстротой, что у нас дух захватило; она так и не умерила бы своего бега, если бы дорога не стала внезапно гораздо круче.
Когда, мы, наконец, поднялись выше, перед нами раскрылся великолепный вид на соседние горы и отдаленную долину Аррекс.
Здесь мы встретили крестьянина с тремя вьючными ослами. Он остановился и посмотрел на нас с видимым удивлением.
— Вы взобрались сюда вот с этим? — воскликнул он, указывая на Бланшетту.
— Вот именно, — ответил я спокойно. — А почему бы и нет?
— Но… но… и с этим шарабаном? Это невозможно! Этому никто не поверит.
— Уж не думаете ли вы в таком случае, что я сам втащил его сюда? — ответил я задорно. — Говорят, вам, что это совершенно особенный ослище. Гора вроде этой для него простая утренняя прогулка. Тьфу! Ваши черные ослы… Да Бланшетта ввезла бы их всех трех наверх в шарабане и даже не почувствовала бы их тяжести.
На это он ничего не ответил, но схватил Бланшетту за морду и попытался осмотреть ее зубы. Раздраженная этой ни на чем не основанной дерзостью, она укусила его как имевшая полное право — укусила гораздо сильней, чем когда-либо кусала меня.
— Ой! — закричал он. — Да это настоящая дьяволица; но я согласен купить ее за пятьсот франков. На завод она была бы превосходна.
На это замечание Бланшетта отплатила ему, оттоптав ему ногу, и затем помчалась дальше.
— Вы мне продадите ее за пятьсот франков? — воскликнул он, отскакивая в сторону.
— Не продам ни за какие деньги, — ответил я.
Через минуту он скрылся за вершиной горы, пока мы спускались по противоположному склону.
На расстоянии сотни метров виднелась маленькая рощица, представлявшая хорошую защиту для нашего лагеря, и, так как тучи начали клубиться через горы по ту сторону долины, точно огромные волны, и ветер снова усилился, я решил поскорее добраться до деревьев.
Однако мы не успели проехать и полдороги, когда услышали за собою топот быстро бегущих копыт, и на дороге показался один из вьючных ослов, быстро скакавший к нам.
Бланшетта почуяла его и, остановившись, оглянулась назад. Это был красивый осел-самец. Он подбежал вплотную и потер свой нос о нос Бланшетты, ответившей на эту ласку легким покусыванием. Незнакомец, очевидно, пришелся ей по нраву.
— Кшш! — закричал я нашему непрошенному гостю, ударяя его палкой и повертывая обратно. — Кшш!..
По адресу же Бланшетты я прибавил строгим тоном:
— Ну, иди же, иди!
Она не обратила никакого внимания на меня, а незнакомец, отойдя за пределы, в каких могла действовать моя палка, опять остановился. Я бросился за ним. Он побежал, но как только я остановился, остановился снова.
— Вот идет и его хозяин, — крикнула мне Билли.
Крестьянин бежал вниз по дороге, и вскоре к нам донесся его голос.
— Отгоните же моего осла! — закричал он сердито. — Разве вы не видите, что меня задерживаете? Пожалуйста, прогоните его.
Это был самый невоспитанный француз, которого мне когда-либо приходилось встречать, но, так как его отвратительный осел одинаково интересовал нас обоих, я помог ему насколько умел, швыряя в животное камнями. Один из этих камней по несчастной случайности попал крестьянину по коленной чашечке, и он попросил меня прекратить мое занятие.
Наконец, ему удалось подогнать осла сзади, и, к великому моему облегчению, пара эта вскоре скрылась за горой. Бланшетта медленно поплелась дальше.
— Ну, вот эта история и кончена, — пробормотал я. — Теперь уж мы скоро доедем.
Но не проехали мы и пятнадцати метров, как этот проклятый осел снова появился; он быстро несся вскачь вниз по дороге, а за ним несся его вспотевший и ругающийся хозяин. Бланшетта была в восторге и подманивала к себе непокорного негодяя звонким ревом, далеко отзывавшимся в горах.
— Иди же, иди! — кричал я ей, свирепо швыряя в то же время камнями в осла. — Иди!..
В ответ она быстро повернула назад и поскакала к ослу. Тщетно бил я ее, тщетно тормозил шарабан и налегал, на него всей своей тяжестью. Наконец, я выпустил ее и закричал крестьянину:
— Отгоните же вашего осла. Разве вы не видите, что меня задерживаете? Пожалуйста, отгоните его.
— Так уберите свою ослицу, — ответил он раздраженно. — Разве вы не видите, что виной всему она? Почему вы не едете дальше с нею? Разве она не слушается палки?
Я стал уверять его, что между многочисленными добрыми качествами Бланшетты именно этого качества я ни разу не заметил. Она умела вскарабкиваться на горы, тащить груз, реветь или лягаться не хуже любого осла во всей Европе, но что касается послушания при наказании — это свойство было ей совершенно незнакомо.
— Угоните своего осла, — заключил я. — Я буду держать своего, пока вы не скроетесь за горой.
