Ослепительный цвет будущего - [32]

– Ух ты, – сказала Мэл. – Отношения на расстоянии – это непросто.

– Ага.

Я представила, как мама ждала его звонка, как хватала трубку при первом же звуке.

– А после? – снова спросил Шарль.

– Он сделал ей предложение по телефону, она прилетела в Чикаго, и они вместе сбежали.

Гаэль сияла от удовольствия.

– Как мне нравится эта история!

– Тебе бы понравилось, даже если бы они встретились, упав в канализационный люк, – сказала Мэл, – главное, что в итоге поженились.

– Да уж, она безнадежный романтик, – закатывая глаза, сообщила мне Каро.

– Ну, должен же в нашей семье быть хоть один романтик! – заявила Гаэль.

– К счастью для тебя, в нашей семье их двое, – сказал Шарль и легонько ущипнул жену за подбородок, а затем за нос. Гаэль растворилась в мелодичном смехе.

Я попыталась вспомнить, когда в последний раз видела, чтобы так смеялась мама, когда в последний раз она выглядела такой же счастливой. Я внимательно всматривалась в широкую улыбку Гаэль – маленькие морщинки, как вороньи лапки, весело обрамляли краешки ее глаз, – и попыталась примерить мамины черты на это беззаботное лицо.

На следующий день, пока мы рисовали, я проигрывала в голове все сказанное за ужином накануне. Я не могла перестать думать о маме. О папе. Об Акселе и Лианн.

Как же повезло Каро, что у нее есть такие удивительные бабушка с дедушкой, что все они так близки друг с другом и могут говорить обо всем на свете, даже о сексе. Где-то на поверхности памяти мелькнуло генеалогическое древо из цветного картона, которое я делала много лет назад. То дерево давно уже кануло в Лету – наши макеты наверняка отправились в урну, как только их сняли со стендов, – но у меня в сознании оно было по-прежнему живо. Я представила, как моя поделка проходит через шредер, как тот выплевывает полоски бумаги, настолько мелкие, что их невозможно собрать в единое целое.

– О чем задумалась? – спросила Каро.

– М-м?

– Ты непривычно молчаливая сегодня. О чем думаешь?

– Ни о чем.

Ее вопрос застал меня врасплох, и я не успела придумать правдоподобную ложь.

– Не похоже. – Она отложила кисть и вытерла руки о рубашку. – Давай, выкладывай.

– Я просто… думала о твоих бабушке и дедушке.

Она не отвечала. Она просто сидела и ждала, когда я продолжу.

– Я никогда не видела бабушку и дедушку с маминой стороны. Даже не знаю, как они выглядят.

– Почему? – спросила Каро.

– Это самая грустная часть, – ответила я. – Понятия не имею. Мои родители отказываются что-либо объяснять. Будто это… данность. Что я никогда не познакомлюсь с ними. Моего мнения никто не спрашивает. Я никогда не узнаю, влюблены они или ненавидят друг друга, странные ли они, ковыряются ли в носу за завтраком… Ничего.

– Не обижайся, – произнесла Каро, – но, мне кажется, это дикость.

– Да не говори. – Я запустила руку в волосы и тут же поняла, что, наверное, размазываю по голове краску. – Даже если они ужасные люди – социопаты или что-нибудь в этом роде, – я все равно хочу встретиться с ними и решить сама. По крайней мере, я имею право знать, почему не могу их увидеть.

– И что ты собираешься с этим делать?

– Родители никогда мне ничего не расскажут, – повторила я.

– Значит, должно быть что-то такое, что ты можешь раскопать сама.

Моей первой реакцией было сразу откреститься от этого предложения, но потом я задумалась: есть ли что-то, что я могла бы раскопать?

Я медленно кивнула.

– Может быть.

– Ты должна хотя бы попробовать, – сказала она, взяла тюбик и выдавила из него внушительное количество оранжевой краски. – И держи меня в курсе.

– Можно тебя еще кое о чем спросить?

– Ты это уже сделала.

Я закатила глаза.

– Вы с Чеслин ведь дружили до того, как начали встречаться, да?

Каро посмотрела на меня так, будто знала, что последует дальше.

– Какое-то время. А что?

– Это не было… странно?

– Ты намекаешь на Акселя Морено, – сказала она.

Это было скорее заявление, чем вопрос, поэтому я не стала ни соглашаться, ни спорить.

– Слушай, Ли, если тебе есть что с ним обсудить – обсуди это с ним. Не со мной. Я не Аксель.

Я медленно вдохнула.

– Ты права.

Обсуди это с ним. Звучало так, будто проще ничего и нет; но я плохо представляла, как это сделать. Я даже не понимала до конца, что нам надо обсудить и что на самом деле я чувствую. Я вздохнула и сполоснула кисть.

Я никогда не шпионила за родителями. Сама мысль о подобном застревала в желудке, словно блюдо, которое не следовало есть. Я решила, что стоит попробовать поговорить с ними хотя бы один раз, прежде чем начинать расследование (как называла это Каро).

В тот день папа ужинал с нами. Он в очередной раз улетал следующим утром, но этим вечером он принадлежал нам. Был мужем и отцом. Мама приготовила его любимую еду. Я включила диск его любимого исполнителя – Начито Эрреру [10] – на полную громкость. Мы сели за стол, и все, казалось, пришло в норму. Такого ужина у нас не было уже давно.

Я хотела застать их в хорошем настроении, так что решила немного подождать. К середине ужина мы смеялись над историей об одном из папиных студентов; мама улыбалась, а папа ложкой накладывал себе в тарелку очередную порцию жареного риса.

– Когда я смогу познакомиться с мамиными родителями? – спросила я, пытаясь звучать непринужденно.