Осколок - [27]

Обнимает тебя твой отец, бывший солдат 183-го пехотного полка, а ныне боец народного ополчения, Яков Нечаев».

Яков Петрович сложил письмо в конверт и крупно написал: «Действующая армия»… Покончив с адресом, он убрал со стола чернила и ручку. Долго смотрел на фотографию сына. Он знал: сын выполнит отцовский суровый наказ.

Утром Яков Петрович вышел на улицу, миновал два квартала. Вдали над крышами высилась труба родного завода. Было совсем светло. По улице проходили автомашины. В затуманенной голубой вышине слышался гул патрулирующих самолетов. Город жил большой трудовой жизнью.

Правда Севера. 1942. 4 апреля.

Высота Н (Завещание капитана Андреева)

Пять раз мы ходили в атаку. Пять раз переползали через обкошенное колючее поле, рвали лопатками сухую, горячую землю, накапливались на рубеже. И пять раз отходили назад.

На карте у командира батальона высота была отмечена одной буквой «Н».

Зеленая, увенчанная густыми купами деревьев высота господствовала. Так говорилось о высоте и в приказе: «господствующая». И иначе, точнее нельзя было сказать.

То была наша высота, русская земля, русские родные сосны и березы, кусты шиповника и смородины. Всем этим сейчас владели немцы.

Когда под метким огнем приходилось, теряя товарищей, отходить, бежать, отползать, слезы закрывали от глаз белый свет, горькие слезы обиды и отчаяния.

Нужно было взять высоту, выбить с нее немцев. Этого требовал приказ.

Пять раз батальон ходил в атаку, пять раз менялась тактика наступления. Командир батальона капитан Андреев лично вел бойцов. Но высота оставалась за немцами.

Должно быть, они злорадствовали там, скрываясь в зелени высоты, закопавшись в землю, проклятые фрицы.

Капитан Андреев вызвал командиров рот. Он стоял у перил разрушенного мостика через овраг. Потухшая папироса была забыта в зубах. Серое лицо командира казалось высеченным из камня. Лишь глаза оживляли его. Мы все знали, о чем думает наш командир.

— Окапываться нужно, — сказал капитан, когда командиры рот окружили его. — Нужно ячейки подвести под самую высоту. Лопата — вот что сейчас главное. Кротами нужно стать. Тогда высота будет наша.

Он изложил свой план и отдал приказ на наступление.

Солнце выходило на востоке, когда мы первый раз шли в атаку. Теперь солнце уткнулось в острые верхушки елей на севере. Мы шестой раз покидали исходный рубеж у оврага.

Мы должны были взять высоту. Так сказал наш командир капитан Андреев. С ним мы прошли сотни километров, дрались в боях, переживали вместе горькие неудачи и радовались успехам. Сейчас с одного слова нашего капитана мы могли отдать свои жизни.

Я смотрел на высоту Н. Вот такой же холм зеленый, весь в шиповнике и смородине, был у меня на родине. Он возвышался за нашим городом, дальше шли высокие сосновые боры. Хорошо было в свободный час выйти из города, подняться на холм, побродить в лесу.

— Степанов, не отставать! — услышал я голос командира отделения и рванулся вперед.

И в этот же момент с высоты ударило орудие. Снаряд разорвался слева за нами. Снаряд разорвался у командного пункта. Осколками был ранен капитан Андреев, наш комбат.

И наступление сразу задержалось.

Он лежал на земле с окровавленной головой. Над ним наклонился лейтенант Карпенко.

— Вперед! — прокричал капитан. — Окапываться!

Он слабо махнул рукой и тихо добавил:

— Похороните меня там, на высоте.

Это были последние слова нашего командира батальона. Капитан произнес их очень тихо, но уже через минуту все мы, бойцы батальона, знали о них.

Мы ринулись вперед. Две роты обходом сковывали оборону немцев.

Мы рвали землю лопатами и руками, приближая к высоте ячейки. Мы должны были выполнить последний приказ и последнюю просьбу-завещание капитана Андреева.

Не было страха, и как будто на земле не существовало смерти.

Мины рвались впереди и сзади, черными каскадами вздымая землю. Пули, злые и назойливые, проносились над головами в сторону оврага. Метр за метром мы продвигались вперед.

А сзади, у оврага, на траве, покрытой вечерней росой, лежал наш командир. И нам казалось, что он смотрит на нас, ведет нас вперед.

Вот уже подножье высоты, начинается подъем. За пять атак мы еще не добирались сюда.

В страшном хаосе огня и дыма началась новая атака.

Меня оглушило. Что-то пронзительно ныло в ушах. Был ли это гул боя или физическая боль в голове, я не знал. За дымом я уже не видел высоты, лишь рядом мелькали фигуры товарищей.

…Солнце снова поднималось на востоке. Было тихое, бледное утро. Сняв каски, мы хоронили капитана Андреева на высоте Н.

Патриот Родины. 1942. 13 сентября.

Поправка к тосту

С некоторых пор за Карпушиным в роте начали замечать странности. Весельчак, фантазер и артист в своем искусстве, он вдруг стал неузнаваем. По всей дивизии славилась рота, имея два козыря, как говорили штабные шутники. Рота славилась своими снайперами и своим поваром. А поваром здесь был Алексей Карпушин.

Но теперь с Карпушиным что-то случилось, и престиж ротной кухни пошел по наклонной. А ведь были чудесные времена. Суп блистал жировым наваром, мясо заливалось ароматным соусом, каша рассыпалась, и каждая крупинка ее искрилась от масла. Повар держал себя с достоинством. Он любил повторять слова знаменитого исследователя Амундсена о том, что в полярной экспедиции после начальника повар — первое лицо. Этим недвусмысленно подчеркивалось, на каком положении числится в роте он, Алексей Карпушин.