Осколки чести. Барраяр - [7]

Тело с глухим стуком упало в могилу.

— Минутку.

Корделия вынула носовой платок Роузмонта, спрыгнула в могилу и закрыла им мертвое лицо. Этот бессильный, нелепый жест почему-то принес ей облегчение.

Форкосиган помог ей вылезти.

Они забросали могилу землей, гораздо быстрее, чем копали, и постарались как можно лучше утрамбовать грунт.

— Вы не желаете исполнить какой-нибудь обряд? — спросил барраярец.

Ей совсем не хотелось декламировать обезличенный текст официальной церемонии. Но она встала на колени рядом с холмиком и, как могла, помолилась за душу погибшего — конечно не вслух, а про себя. Молитва умчалась вверх и растаяла в пустоте, бесшумная, как снежинка.

Форкосиган терпеливо ждал, стоя рядом.

— Сейчас довольно поздно, — проговорил он, — а нам уже были представлены три убедительных доказательства того, что бродить по ночам здесь не стоит. Давайте-ка отдохнем до рассвета. Я буду дежурить первым. Вам по-прежнему хочется размозжить мне голову камнем?

— В данную минуту нет, — честно призналась она.

— Прекрасно. Я разбужу вас попозже.

Форкосиган зашагал вдоль края прогалины, прихватив с собой люминофор. Свет дрожал во мраке, как пленный светлячок. Корделия лежала на спине рядом с Дюбауэром. Сквозь густеющий туман кое-где поблескивали звезды. Может ли одна из них оказаться ее кораблем — или кораблем Форкосигана? Маловероятно — они сейчас должны быть слишком далеко.

Она чувствовала себя опустошенной. Энергия, воля, желания утекали, как сверкающая влага, и впитывались в песок бесконечности. Но, переведя взгляд на лежащего рядом Дюбауэра, Корделия заставила себя вырваться из водоворота отчаяния. «Я по-прежнему командир, — резко напомнила она. — У меня есть подчиненный. Ты по-прежнему нужен мне, мой бедный мичман, хотя теперь не можешь быть полезен даже себе самому…»

Казалось, эта мысль была ключом к какому-то великому озарению, но тут все перемешалось — и Корделия заснула.

Глава 2

В сером утреннем тумане они разложили свое скудное имущество в самодельные рюкзаки и начали спускаться по склону. Корделия вела Дюбауэра, поддерживая его, когда он спотыкался. Неизвестно было, узнает ли ботаник человеческие лица, однако он явно предпочитал цепляться за нее и сторонился Форкосигана.

Деревья становились выше, а лес — гуще, так что Форкосигану пришлось прорубать дорогу своим ножом. Потом они пошли вдоль ручья. Сквозь кроны деревьев стали проникать солнечные лучи, высвечивая ярко-зеленые подушки мхов, сверкающие водные струи, камни, подобные россыпям медных монет.

У мелких существ, сходных с земными насекомыми, преобладала радиальная симметрия. Какие-то летающие твари, вроде воздушных медуз, целыми стаями плыли над ручьем, переливаясь всеми цветами радуги. Корделия наслаждалась редкостным зрелищем. Похоже было, что эти живые мыльные пузыри заставили смягчиться даже Форкосигана: он объявил привал на удивление быстро.

Они напились из ручья и сидели, наблюдая, как сверкающие шарики мелькают и раздуваются в брызгах водопада. Закрыв глаза, Форкосиган прислонился к стволу дерева. Корделия поняла, что он тоже смертельно устал. Оставаясь незамеченной, она с любопытством разглядывала его. В этом человеке не было ничего загадочного — просто немолодой военный, и держится он, как ему и положено — с резковатым достоинством кадрового офицера. И все же подсознание не давало ей покоя — словно она забыла что-то очень важное. Но вот память выбросила нужное слово — и Корделия, ошеломленная внезапным открытием, не удержала возгласа:

— Я знаю кто вы. Форкосиган, Мясник с Комарры.

Она сейчас же пожалела о сказанном: он открыл глаза и посмотрел на нее. На лице его сменялись какие-то странные выражения.

— Что вам известно о Комарре?

— То же, что и всем. Маленькая скалистая планетка, которую вы захватили из-за удобного расположения пространственно-временных тоннелей. Правящий сенат сдался на ваших условиях — и моментально был уничтожен. Вы возглавляли экспедицию, и… — Тут она вспомнила, что Форкосиган с Комарры вроде бы имел звание адмирала. — Это были вы? А мне послышалось, будто вы сказали, что не убиваете пленных.

— Это был я.

— И за это вас понизили в чине? — изумилась она. Ей всегда казалось, что такого рода поведение для барраярцев в порядке вещей.

— Не за это. За то, что было потом. — Ему явно не хотелось об этом говорить, но, к ее удивлению, он все же продолжил: — Последствия удалось замять, а произошло следующее. Я дал сенаторам слово — слово Форкосигана, — что они останутся живы. А политофицер рассудил иначе, велев перебить их без моего ведома. Я его за это казнил.

— Боже правый.

— Собственными руками свернул ему шею — прямо в капитанской рубке флагмана. Видите ли, это стало личным делом — была затронута моя честь. Я не мог приказать его расстрелять: все боятся Министерства политического воспитания.

Так официально называется барраярская тайная полиция, вспомнила Корделия. Политофицеры — резиденты этого министерства в армии..

— А вы не боитесь?

— Скорее они меня боятся, — усмехнулся он. — Они вроде вчерашних трупоедов — не любят нападать днем. Но спину им подставлять не следует.