Осиротевшие берега - [12]

Я его понимаю. Вчера в Озерко мы немного побаловались спиртным, и топать по горам да перевалам четыре десятка километров теперь будет тяжеловато. Но отступать нельзя, иначе эта часть полуострова так и останется необследованной.

Юрий перевез нас через брод на реке Эйна. Последний раз попытался "соблазнить" УАЗИКОМ, но не сумел и уехал, пожелав успеха. Мы с Владимиром двинулись к самой высокой на Рыбачьем горе, имеющей на карте отметку 299,5 м.

Дорога, что ведет от Эйны до губы Моче, ни под какое определение не подходит. Это что-то среднее между оленьей тропой и давним следом от вездехода.

Петляя по горным отрогам и болотам, тропа-след приводит нас к ручью и губе Моче. Путь нелегок. Владимир шутит:

- Знаешь, вместе с потом вышел и спирт. Давай перейдем на здоровый образ жизни и опустошим то, что у нас есть, только тогда, когда придем в Цып-Наволок.

Я согласно киваю головой, хотя знаю, что ни капли спиртного мы до конечной точки похода не донесем. И при этом вспоминаю кума Валерия Богданова, который по такому поводу говорил: "Где ты видел, чтобы у собаки на шее колбаса висела?".

Ручей Моче на вид невзрачный, но рыбный, в чем Смирнов тут же смог убедиться. В тот день, пройдя вдоль ручья до озера Моче, мы наловили килограммов десять кумжи и форели. Обследовали хорошо сохранившийся самолет типа "спитфайер", нашли еще один, предположительно "харрикейн".

Вернувшись, принялись за тщательное обследование губы. Место оказалось очень интересным. Горный ручей здесь как бы рассекает гранит и не течет, а вырывается к Мотовскому заливу. Справа от него находятся большие песчаные наносы и лужайки, вдоль и поперек истоптанные оленями, а слева - скалистые сопки. А берег губы обрывистый, малопригодный для осушки поморских судов.

Губу и ручей называют по-разному: кто Моче, кто Моча. В переводе с финского "Моччесь" значит "красивый", и стоит позавидовать тому, кто первым так метко назвал эту местность. Из истории известно, что поселение на Моче возникло в 1890 году. По-видимому, этот пятачок земли много людей прокормить не мог, ибо в 1909 году в губе было зафиксировано только два двора. Предположительно там жили норвежцы, которые по каким-то причинам оставили насиженное место в 1926 году.

Тщательно обследовав губу, мы нашли места расположения построек, обломки домашней утвари, поржавевшие гвозди. Вот и все, что сохранило время.

Ночевать остались на берегу ручья и отлично отоспались под его говорок.

Утром, рассматривая карту, Смирнов рассуждал:

- Интересно, почему это мыс называется Монастырский? Название намекает, что он относился к владению Печенгского монастыря. А может, там постройки монастырские были? Опять же, обрати внимание, мыс Монастырский, а губа за ним Корабельная и три Корабельных ручья. Видно, подходящее для жизни место было. Неторопливо пробираемся по скалам к Монастырскому мысу. Со стороны берега Мотовский залив кажется тихим и невозмутимым.

- Не хватает поморских карбасов да яхт под парусами, - замечает Владимир.

Монастырский мыс и губа Корабельная выглядят так, будто только что сошли с картины талантливого художника. Среди скал, подкрашенных зеленью трав и сединой ягеля, золотым мазком смотрится песчаная береговая полоса. На пути то и дело встречаются каменные кладки, свидетельствующие о хозяйственной деятельности человека.

На прибрежной террасе стоят осиротевшие постройки. По рассказам рыбачинских старожилов в конце пятидесятых годов двадцатого столетия в губе был построен то ли маяк, то ли станция контроля за движением судов в Мотовском заливе. Вскоре после постройки выяснилось, что произошла ошибочка и объект никому не нужен. Финал: все побито, разграблено, захламлено. Смирнов вздыхает:

- Что с нами стало? Почему такое отношение к труду, к земле? Ну не нужно это военным. Взяли бы и передали рыбакам. Жили бы, себе и другим пользу приносили. Так нет же, все надо превратить в хлам. Ай, да что я говорю, тут целые поселки - под корень. Ох, нет хозяина у землицы. Нет!

Удовлетворив любопытство, мы направляемся из губы Корабельной на мыс Гордецкий.

В 1942 году этот мыс увидел с моря командующий Северным оборонительным районом Северного флота генерал-лейтенант Кабанов. В своем дневнике он записал: "На вершине одной из скал торчит черный деревянный крест-веха, похожий на памятник погибшим морякам. Он стоит на мысу Городецком".

Мыс Городецкий - самая южная точка полуострова. Каменным исполином поднимается он из морской пучины на высоту 238 метров. Скалы темные, неприветливые. Обойти бы их по тропе, но соблазн найти то, что осталось от креста, велик, и мы лезем наверх. Вот он - самый краешек Рыбачьего. У ног - обрыв, а за спиной, насколько глаз хватает, холмы да сопки. Игрушечным кажется кораблик, выходящий из Ура-губы.

Без труда находим место расположения креста. Оно обозначено каменным гурием высотой метра в полтора. (Гурий - пирамида, выложенная из камня, как правило, на вершине сопки. - Авт.). В центре - остатки дерева. То, что сохранилось от креста, лежит на камне в виде полуистлевших деревянных плах. Бережно все осматриваем, ищем надписи.