Ошимское колесо - [52]

– Сын мой? – неразборчиво повторил он. Снова пьян.

Я забыл причину, по которой пришёл, и развернулся, чтобы уйти.

– Ялан.

Я повернулся обратно.

– Так ты узнал меня.

Он улыбнулся – слабой улыбкой, почти гримасой.

– Узнал. Но ты изменился, мальчик. Вырос. Сначала я думал, это твой брат… только не понял, какой. В тебе есть что-то от обоих.

– Что ж, если ты хочешь просто оскорблять меня… – На самом деле я знал, что это комплимент, во всяком случае, по части Дарина. А может и по части Мартуса. Мартус, по крайней мере, храбрый.

– Мы… – Он закашлялся и сжал себе грудь. – Я был плохим…

– Отцом?

– Я собирался сказать "кардиналом". Но и отцом тоже плохим. Мне нет оправданий, Ялан. Это было предательством твоей матери. Моя слабость… Мир несётся так быстро, а лёгкие пути так… легки. – Он поник.

– Ты пьян. – Хотя мне ли обвинять в этом кого угодно. Мы никогда вот так не разговаривали. Он очень пьян. – Тебе надо поспать. – Мне не хотелось слушать его тошнотворные извинения, которые забываются на следующий день. Я не мог смотреть на него без отвращения – хотя, кто знает, возможно, в какой-то мере это был просто страх, что я смотрю в зеркало и вижу старого себя. Я хотел… хотел, чтобы всё было по-другому… сейчас, из-за смерти матери, я видел его с другой стороны. Это всё из-за Снорри – он показал мне, как смерть жены может подкосить даже самого сильного человека. Хотел бы я, чтобы он мне этого не показывал – намного легче ненавидеть отца, считая, что он просто меня расстраивает.

– Нам надо… поговорить как-нибудь… – снова кашель. – И заняться тем, чем должны. Моя мать… ну, ты её знаешь, она всегда не очень-то хорошо справлялась… с такими делами. А я всегда говорил, что справлюсь лучше. Но когда Ниа умерла…

– Ты пьян, – сказал я, и понял, что у меня перехватило горло. Я направился к двери и открыл её. Почему-то я не мог просто уйти – слова не желали уходить вместе со мной, я должен был оставить их в комнате. – Когда тебе станет лучше. Тогда и поговорим. Напьёмся вместе, как полагается. Кардинал и сын.

Спустя два дня Красная Королева вела армию Юга из Вермильона – десять тысяч солдат маршировали шеренгами по широким проспектам Пьятцо к воротам Победы. Бабушка сидела верхом на громадном рыжем жеребце, в готических доспехах, покрытых алой эмалью, словно её только что окунули в кровь. Я видел, как Красная Королева получила своё имя, и не сомневался, что вскоре она наденет более практичные доспехи и будет готова лично оросить их настоящей кровью, если придётся. Она не обращала внимания на толпу, уставившись вперёд, в грядущие дни. Её волосы цвета ржавчины и железа были зачёсаны назад под золотым обручем. Сложно придумать более устрашающую старуху – а я их повидал немало.

Позади королевы ехали остатки нашей некогда славной кавалерии, оставляя за собой внушительные объёмы навоза, по которому потом придётся пробираться пехоте. Как говорится, лиха беда начало.

Я стоял около Мартуса, а с другой стороны от меня стоял Дарин, вернувшийся из своего любовного гнёздышка в деревне. Он привёз с собой в Римский зал Мишу, похоже, с ребёнком, хотя я видел лишь висевшую на серебряных цепях корзину, украшенную ленточками. Дарин всё грозился представить меня моей племяннице, но мне пока удавалось избежать встречи. Я не расположен к детям. Они так и норовят сблевануть на меня, а если у них это не получается, то изливаются с другого конца.

– Ура… парад… – Осеннее солнце било по нам, пока мы стояли, кричали и махали руками на королевской трибуне. Толпу зевак снабдили яркими флагами с цветами Юга, и многие махали штандартами Красной Марки, разделёнными по диагонали – сверху красный, в честь крови, пролитой во время марша, а снизу чёрный, как сердца наших врагов. Мартус стонал о состоянии кавалерии, и о том, что его оставили здесь. Дарин заметил, что зима в Словене бывает премерзкой, и надеялся, что войска экипированы должным образом.

– Болван, они вернутся через месяц. – Мартус презрительно взглянул на нас обоих, словно это я должен был что-то ответить Дарину.

– Судя по опыту, армии часто застревают, какой бы сухой ни была погода, – сказал Дарин.

– По опыту? И что же у тебя за опыт, братец? – насмешливо спросил Мартус.

– История, – сказал Дарин. – Её можно найти в книгах.

– Ба, история учит нас лишь тому, что мы ничему не учимся из истории.

Я перестал следить за их спором и смотрел, как марширует пехота, с копьями на плечах, со щитами в руках. Какими бы опытными они ни были, лишь немногие из них выглядели старше Мартуса, а некоторые казались моложе меня.

Десять тысяч человек – это небольшая сила, и с ней не получится бросить вызов мощи Словена, хотя, честно говоря, хорошо обученная и снаряжённая регулярная армия Юга может обратить в бегство впятеро большее число крестьян. С учётом цели бабушки, десять тысяч было достаточно. Достаточно, чтобы ударить, чтобы охранять нужное место, и чтобы с боем прорваться до защищённых границ, когда Синяя Госпожа будет повержена.

Я пожелал им поразвлечься. Моя же основная задача оставалась неизменной. Стремление к отдыху – тоже по определению стремление, пусть и не самое благородное. Я хотел расслабиться в Вермильоне, насладиться своей новообретённой финансовой независимостью, свободой от угроз Мэреса Аллуса и от всех этих утомительных долгов.