Ошибка канцлера - [3]

– Прошу прощения, милорд, неудача в политической игре – понятие далеко не абсолютное. Отказ Голландских штатов поддержать Русское государство в войне с Турцией ничего не изменил в том, что Азов уже принадлежал русским, а с созданием собственного флота их потребность в поддержке со стороны западных держав существенно уменьшалась. «Тот, кто играет, тот всегда свое возьмет иль тем, иль этим» – так, помнится, писал этот испанец Лопе де Вега.

– Что ж, займемся в таком случае вашим Гюйзеном. Его реальная роль при русском дворе – почему мне знакомы иные имена воспитателей царевича? Если не ошибаюсь, это были генерал Карлович, саксонец Нейгебауер, но Гюйзен…

– Позволю себе напомнить последовательность событий, милорд. По возвращении из Англии царь Петр решил направить своего сына учиться в Дрезден под руководством генерала Карловича. Однако смерть генерала заставила Петра пересмотреть свое решение. Царевич был оставлен в России, и к нему приглашен саксонец Нейгебауер, в прошлом учившийся в Лейпцигском университете. Нейгебауер не ужился с Меншиковым и через пару лет получил отставку. Именно его и заменил Гюйзен.

Граф А. П. Бестужев-Рюмин.

– Тоже получивший, в конце концов, отставку?

– Нет-нет, Гюйзен вполне удовлетворил Петра, но с 1705 года царь стал его использовать преимущественно для дипломатических миссий. Что говорить, Россия за это время достигла многого: она не только начала войну со Швецией – она успела взять Нарву, Иван-город, Дерпт.

– И Гюйзен исполнил хоть одну миссию?

– В Берлине и в Вене в том же 1705 году.

– Но теми миссиями руководил Петр Бестужев-Рюмин.

– Совершенно верно, милорд. И в данном случае в подготовке поездки Гюйзена участвует именно он.

– Кстати, что нам известно о Бестужеве?

– Бывший воевода в городе на Волге – Симбирске. Сорок один год. Два сына и дочь.

– Дипломатические миссии?

– В 1705 году первая.

– Причина назначения?

– Скорее всего, родственные связи жены. Его супруга Евдокия – дочь того самого Ивана Талызина, который побывал в Лондоне в 1662 году в составе русского посольства, спустя пять лет получил назначение послом в Польшу, позднее занимал значительные должности в Русском государстве.

– А его собственные связи при дворе?

– Дальние родственники среди стольников вдовствующей царицы Прасковьи, супруги старшего брата царя, близкие, подобно ему самому, в тех же званиях при Петре.

– Умен?

– Витворт не оговаривал специально этого обстоятельства. С Гюйзеном постоянно поддерживает хорошие отношения.

– Между прочим, ваш учитель не может принадлежать к числу тайных или явных сторонников царевича Алексея?

– Совершенно исключено.

– Откуда такая уверенность?

– Все официальное окружение царевича – люди, и притом довереннейшие, самого Петра.

– Царь может обманываться.

– Царь, но не Александр Меншиков.

– При чем здесь Меншиков?

– Это главный протектор Гюйзена.

– С этого и надо было начинать. И Бестужева-Рюмина?

– О нет. Меншиков и Бестужев терпят друг друга, не больше. Похоже, что Петр получает таким образом возможность перепроверять их действия.

– Если Меншиков и дальше сохранит свое положение исключительного царского любимца, у Бестужева будет слишком мало перспектив.

– Возможно, но пока он преисполнен энергии и ищет случая ее применить.

– Вы говорите о нем так, будто специально занимались его curiculum vitae, ученым жизнеописанием.

– Почти. Дело в том, что в Вене с ним близко познакомились лорд Рэби и сэр Степней.

– Ах так!

Москва Преображенский дворец. Петр I и Г. И. Головкин

– Хошь не хошь, Гаврила Иваныч, а с Алешкой дело надо кончать. Боле года Александр твой при нем состоит, так что там у наследничка-то моего, как его «собор и компания» – так, что ли, они себя прозывают?

– Так, государь, именно так – «собор и компания». Что мне тебе сказать: хорошего – ничего, плохим сердце травить жалко. Нарышкиных, сам знаешь, сколько там набежало – целых пятеро. Вяземских столько же. У кого царевич ни учится, а все к первому наставнику прилежит – Никифор-то Вяземский у него на первом месте остается. Хитровых двое – отец да сын. Колычевых двое, так это по кормилице царевича, муж да сродственник Домоправитель тоже шебутной такой выискался – Федор Еварлаков, не столько дела сделает, сколько шуму поднимает, всех перебулгачит. Вот тебе и «компания».

– И людей-то стоящих нет, а вреда много.

– Много, кто спорит. Да заводилы-то не они. В заводилах «собор» состоит – там попов этих как есть не счесть.

– Откуда набежали?

– Да как же, государь, благовещенский ключарь – брат кормилицы, преосвященный Крутицкий Илларион, поп Леонтий из Грязной слободы в Москве, протопоп Алексей Васильев, а уж вреднее вредных духовник-то царевичев Яков Игнатьев. Вот этот и впрямь всем голова. Царевич только его словами и говорит, его думками думает.

– Слушай, Гаврила Иваныч, чтой-то недоглядел я, как он туда затесался?

– Доглядишь за ними, чернохвостыми. В Москву-то он уж лет двадцать как приехал. Дьяконом в Архангельском соборе стал, не показался там – строптив больно, да, видно, царевне Софье Алексеевне не перечил, братцу твоему покойному Ивану Алексеевичу потрафил, вот и перевели его протопопом в церковь Спаса на Верху. А как Гюйзена ты забрал, его духовником царевич себе и выбрал. Теперь вон гляди, какие письма любовные наставнику своему Алексей Петрович пишет – задержали мы в почте, что в Москву царевич посылал.