Ошибка канцлера - [14]

Лондон Министерство иностранных дел Правительство тори

– Так вы сказали, Витворт, сразу после Утрехтского конгресса Алексей Бестужев-Рюмин принят на службу к курфюрсту Ганноверскому?

– Да, милорд, царь Петр дал свое согласие, а курфюрст пожалован в камер-юнкеры.

– Вы оказались правы в своем предвидении – многообещающий юноша. Но главное – это интерес России к Англии. Ведь в лице курфюрста мы имеем наследника английского престола.

– Не единственного, милорд.

– Единственные встречаются много реже, чем многочисленные. К власти трудно оставаться равнодушным, тем более если обладаешь хоть тенью надежды ее приобрести. Но не надо пренебрегать тем обстоятельством, что счастливо царствующая королева Анна закрепила актом 1701 года престол за потомством внучки короля Якова II – Софьи, а курфюрст сын Софьи.

– Тем не менее существует еще сын Якова II, и он вряд ли откажется от отцовского престола, сколько бы актов ни было подписано.

– Эта ситуация носит проблематический характер, тогда как курфюрст Ганноверский – реальная действительность. И в лице Бестужева-юниора русский двор получает возможность постоянного наблюдения за всем происходящим при нем. Если Алексей Бестужев проявит достаточную сообразительность и ловкость.

– В этом нет никаких сомнений. Своим назначением он обязан не отцу и не покровителям, но единственно самому себе.

– Каким образом?

– Царь Петр обратил внимание на его комментарии к ходу Утрехтского конгресса и даже последовал некоторым советам.

– И все же, вероятно, и отец не оставался в стороне в карьере сына.

– Боюсь, я разочарую вас, милорд. Бестужев-сеньор добивался назначения сына в Митаву.

– Вы во второй раз оказываетесь правы, Витворт.

– По-видимому, сегодня мне привелось встретить бога счастливого случая.

– Постарайтесь его еще немного удержать. Он очень понадобится нам для разгадки действий этой не совсем обычной семьи.

– Не рассчитывая на будущее, я постараюсь еще раз понадеяться на его поддержку. Мне представляется, милорд, что позиция Бестужева-юниора, скорее, имеет в виду интересы курфюрста Ганноверского, чем русского двора.

– Деньги?

– О да. И перспектива остаться на службе при английском дворе и после возможных перемен. Доверенное лицо английского короля – это вполне в масштабе Бестужева-юниора.

– Вы уже говорите об особенностях его характера.

– Чем раньше мы это сделаем, тем лучше для английской короны, милорд.

– Я никогда прежде не замечал в вас склонности к преувеличениям.

– Надеюсь, я не страдаю ею и теперь. Это всего лишь трезвая оценка людей и ситуации. Бестужев-юниор может с равным успехом снабжать русский двор сведениями о дворе английского наследника, как наследника английского сводками новостей из жизни Петербурга. Весь вопрос в том, какая чаша весов окажется тяжелее. Я высказываюсь за ганноверскую. Бестужеву там открываются большие возможности, чем в Петербурге.

– Но царь Петр всегда был склонен давать дорогу молодым.

– С тех пор он успел постареть, милорд, а молодые – стать именитыми. Они не уступят своих мест какому-то Бестужеву.

Митава Дворец герцогини Курляндской Герцогиня Курляндская Анна Иоанновна и П. М. Бестужев-Рюмин

– Петр Михайлыч! Эй, кто там, послать ко мне Петра Михайлыча! Что это тебя, сударь мой, и не докличешься. День-деньской незнамо где пропадаешь. Часу не нашел, чтоб доложиться.

– Да я, государыня, так полагал, что к вечеру…

– К вечеру, к вечеру! Гофмейстер ты мой аль как? На первый мой приказ быть должен всегда под рукой, а ты вон как – полагал. Спать, поди, завалился.

– Виноват, государыня, кабы знать, что тебе понадоблюсь…

– А ты мне всегда надобен. Что же мне, с одними камермедхенами с утра до вечера толковать? И дела-то мои не для их ушей.

– Слушаю, государыня, прости бога ради, что прогневил. Какие распоряжения твои будут?

– Хочу портрет свой списать.

– Это как же?

– Вон сестрицу Катерину сколько раз списывали и свои мастеры, и заморские, и в мантии горностаевой, и в короне, и в одном туалете, и в другом.

– Так это ж к свадьбе, государыня.

– Что – к свадьбе! К свадьбе и одного бы за глаза хватило. Нашито женихи нас и без портретов берут, уродину кривобокую да косоглазую супругой назовут, потому расчеты государские. А я портрет хочу, чтоб повесить да глядеть, душеньку отводить.

– Самое-то себя разглядывать?

– А ты что думал? По моей судьбе мне только самою себя и глядеть. На портрете-то буду нарядная, авантажная, как есть коронованная особа. Все легче станет. Ну что ж ты, сказывай, когда персонных дел мастера достанешь.

– В затруднении великом нахожусь, государыня.

– Это еще почему?

– Так ведь европейского мастера пригласить больших денег стоит. И проезд ему, и житье пристойное, и еда. Сам портрет не мене как тысячи в две станет. Ему еще заказы будут нужны – ради одного-то версты мерить не расчет: не уговоришь.

– Нет так нет, и не нужен мне европейский. Пусть наш, русский.

– Русский – оно, конечно, тоже хорошо, да как государь Петр Алексеевич посмотрит – отпустит ли, дозволит ли сюда ехать.

– Как – дозволит? Деньги же ты живописцу заплатишь – нашито дешевле стоят.

– Слов нет, дешевле, много дешевле. Да на все воля царская. Разговоры пойдут: с чего, мол, портрет писать решила, для какой такой надобности, как оно для пользы государственной выйдет.