Ощепков - [100]

Сознавал ли Василий Сергеевич, что оба этих текста, особенно в сопоставлении, «в комплекте» выглядят странно, «политически невыдержанно», особенно для военных и чекистов, входивших в руководство Спорткомитета? Тем более что в дальнейшем материал «Петрова» не раз и не два был републикован в самых разных околофизкультурных изданиях. Похоже, что нет. Он не задумывался о том, что выпускник института дзюдо, главный тренер и пропагандист рукопашного боя для Красной армии, может стать одновременно и главой соответствующей секции в Спорткомитете страны, и «проводником системы физического воспитания японских милитаристов». Логика Ощепкова понятна, но слишком уж линейна: если у врага есть современное и эффективное оружие, то, при желании, секретами этого оружия можно овладеть. Значит, можно и нужно бить врага его же способами. То, что он сам себя называет знатоком этого оружия, обучившимся владению им в логове врага, Василия Сергеевича не смущало. Увлеченный своей работой, Ощепков искренне пытался убедить советских партийных, государственных и военных бюрократов в пользе своего дела для всей страны и прежде всего для армии:

«Следует наконец учесть, что дзюудо в Японии стоит на высокой ступени технического развития, считается обязательной не только в армии, флоте и полиции, но и в средних учебных заведениях. Японский империализм, стремясь к оснащению своей армии передовой техникой, придает огромное значение дзюудо, которая вооружает ее личный состав приемами ловкости, гибкости, умения нападать и защищаться не только с оружием, но и без оружия… Для бойцов и командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии освоение приемов искусства дзюудо должно стать боевой задачей дня, ибо Красная Армия, защищающая границы единственного в мире государства трудящихся, не может отставать от возможных врагов своих ни в технической вооруженности, ни в физической подготовленности».

Судя по этому тексту, Ощепков верил в здравый смысл, верил в, если угодно, торжество разума. Но ведь он не мог не знать, не видеть того, что происходило вокруг…

В относительно не кровожадное время — в начале 1930-х годов первая, пока еще еле-еле цепляющая волна репрессий прокатилась по японоведам, в том числе по тем, с кем близко был знаком наш герой. В июле 1931 года был арестован брат его первой жены Гавриил Журавлев, бывший семинарист и красный разведчик, работавший теперь переводчиком на Сахалине. Приговор: шпионаж, но срок небольшой — он вышел на свободу в 1935 году. В сентябре 1931-го взяли Николая Мацокина, только незадолго до этого консультировавшегося с Ощепковым по поводу перевода японских военных документов. Приговор — 10 лет концлагеря за измену родине. Не будучи даже уволен из кадров ОГПУ, Мацокин отсидел три года и в 1934-м был освобожден. В 1933 году оказался уволен «по непригодности» из Московского института востоковедения один из лучших японоведов Союза, близкий друг Василия Сергеевича сахалинец Трофим Юркевич. Ему пришлось собрать вещи в доме Нирнзее и вернуться во Владивосток, где он немедленно был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Вышел в 1934 году. Автор этих строк видел следственные дела их всех, за исключением Журавлева. Вина никого из обвиняемых не была доказана — этим в основном и объясняются малые сроки заключения. Японоведов пока просто напугали, на время сохранив им жизни.

И ведь это произошло еще до декабря 1934-го, когда после убийства главы ленинградских большевиков Кирова в стране поднималась только одна из первых волн массового террора. Уже тогда от него было только одно спасение — случайность. Только на счастливый случай могли надеяться люди, которые больше других знали, лучше других что- то умели, были умнее, честнее, интеллигентнее — словом, все те, кто одним своим присутствием на земле возбуждал лютую зависть и ненависть серой массы псевдокоммунистического быдла, точно и емко описанного Михаилом Булгаковым в «Собачьем сердце». Именно этой массой, во главе с ее вожаками, объявлялось вражеским и подлежащим уничтожению все, что было выше их понимания. Особенно же пугало и раздражало их то, что имело непонятное, недоступное их уровню развития интеллекта и культуры, в том числе иностранное, происхождение. Только знали об этом еще не все, заметно это было не каждому.

Как раз в это самое время для Ощепкова открываются новые горизонты в связи с устранением Спиридонова с арены борьбы за борьбу. Мешает только пошатнувшееся здоровье, но это ничего, надеется он, переможется. На 1935/36 учебный год в ГЦОЛИФКе Василий Сергеевич подготовил грандиозную «программу-максимум» для студентов, специализирующихся на его дзюудо. Она была рассчитана на два года обучения, или на 700 учебных часов. Вид борьбы, преподаваемый Ощепковым, в программе получил название «Дзюудо по схеме ГЦОЛИФК» — это почти копия японского «Кодокан дзюдо», то есть дзюдо по системе Кодокан. Конструктивно же новый стиль включал в себя уже знакомые нам «боевую часть дзюудо» и «борьбу вольного стиля дзюудо», то есть часть спортивную[325].

В это же время в 15—16-м (сдвоенном) номере журнала «Физкультура и спорт» за август — сентябрь 1936 года появляется статья ученика Василия Сергеевича Н. М. Галковского. Название: «Что такое дзюу-до». Но в тексте уже никакой «родины фашизма», теперь дзюдо всего лишь «квинтэссенция из наиболее жизненных приемов всех существующих систем рукопашного боя в Японии». Перевод с английского еще одного материала, продолжающего в номере тему японской борьбы, по стилю очень похож на рекламные рассказки начала XX века. Главное — никакой политики.