Ого! Это, однако, похоже на издевательство.
Чемодан явно превращается не только в моего живого, но и злонамеренного, и злорадного врага.
Он прижался к кровати и оттуда рассчитывал нанести мне новый удар или обмануть меня новым манёвром.
Я вижу, как он сверкает на меня парою острых глаз: металлическими пряжками. Я не даю ему собраться с силами и прямо обрушиваюсь на него всем моим телом.
Но он дьявольски увертлив. Не успеваю ещё я, как следует, ухватить его, как он выскальзывает из-под меня и мчится в бок.
Но главное в борьбе — не дать врагу опомниться. Я на четвереньках лечу к нему и прижимаю его к стенке.
Он в моих руках.
Но сам я, помимо какого-то ни было желания с моей стороны, как рак, пячусь назад и, не удерживаясь, падаю навзничь не выпуская, однако, чемодана из рук.
Чемодан на меня...
Я на чемодан...
Чемодан через меня...
Я через чемодан.
Мы начинаем кататься по каюте, от кровати к двери, от двери к умывальнику. От умывальника к дивану.
То я, то он стукаемся об стену, о ножки дивана, о края умывальника...
Это последнее особенно неприятно, но вгорячах я почти не ощущаю боли, и только рычу от бешенства, когда он прижимает меня к стене.
Только бы мне удержать его около дивана на одну минуту. О, только бы на одну минуту!
За нами прыгают туфли и мокрые ботинки, врываясь то с одной, то с другой стороны, точно желая нас разнять. Они, временами, даже ударяют то меня, то его, вероятно, чтобы образумить, но это не помогает.
Мы беспощадно топчем этих карликов.
Тогда они в испуге забиваются глубоко под койку.
Вот я уже около дивана, верхом на своём враге. Что-то капает у меня из носа на его ненавистную черную кожу. Кровь. Пускай кровь. Все же, как он ни увертлив и ни силён — ему не совладать со мною.
Мы опять несёмся прочь от дивана... Опять стукаемся в стену. И опять.
Чемодан на меня.
Я на чемодан...
Через чемодан...
И опять на меня чемодан.
Но я употребляю испытанный приём и снова сажусь на него верхом.
Освободив одну руку, я приготовляюсь на диване захватить верёвки и, только окончательно отдышавшись решаюсь нанести ему роковой удар.
Очутись я даже вверх ногами, я все равно не уступлю.
И, улучив удобный момент, я быстро наклоняюсь к врагу и ловким броском опрокидываю его на диван... на обе лопатки.
Моё дыхание все ещё тяжело и прерывисто, а он притворяется совсем неживым.
Тогда я накидываю на него аркан, продеваю в него руку и прикручиваю к дивану, но на этот раз так, что он уж никогда не вырвется из этих пут.
И только после этого, окончательно успокоившийся, я перебираюсь на свою кровать и оттуда смотрю на поверженного врага, громко и победоносно смеясь.
— Будешь знать негодяй, как бороться со мною, — грозно говорю я, но в то же время чувствую, что и мне недёшево досталась эта победа.
Кровь капает на белую простыню, в голове чувствуется боль, руки и ноги в ссадинах.
Не беда... Это не опасно... Зато я могу теперь отдыхать спокойно.
И, точно разделяя своё торжество, удивляясь моей силе и ловкости, из-под кровати вылезают туфли и башмаки, с перепугу забившиеся туда во время нашей схватки.
Они сначала робко поглядывают на меня, а затем, как маленькие обезьянки, или дети, подражающие взрослым, начинают тоже проделывать что-то вроде нашей борьбы.
Я терплю это забавное зрелище, пока оно мне не надоедает, а затем, не вставая с постели, ловлю их за уши по одному и водворяю на прежнее место.
Баста. Довольно позабавились.