Осенними тропами судьбы - [19]

С самого детства Дарёна бредила этими преданиями, очарованная до глубин души. Мечты о встрече хотя бы с одной с женщиной-кошкой жили в ней, то погружаясь в дрёму, то пробуждаясь с новой силой. Эти чудесные, совершенные создания пленили её до светлой тоски в сердце, как далёкая сказка… Да, та самая, призрак которой она ощущала возле себя время от времени, забредая в лес, и которая бесшумно вошла в спальню чёрной, текучей тенью с ярко-голубыми огоньками глаз.

После можжевеловой бани Дарёну властно поглотила тьма дрёмы, пушистая и тёплая, как кошачий бок. Плутая по запутанным тропкам снов, от одной сказки к другой, ведомая до боли родным блеском матушкиных глаз, девушка вдруг вынырнула на поверхность, обратно к яви. Впрочем, это больше походило на некое пограничье меж сном и явью: хоть разум Дарёны и пробудился, а глаза стали видеть, но тело оставалось неподвижно-чужим, не повинуясь повелениям воли. В ночном полумраке на полу лежало пятно лунного света, проникавшего в окошко, и Дарёна цеплялась за него, как за единственную опору, которая могла помочь ей выбраться из оцепенения. Цеплялась не руками — взглядом и мыслью, стараясь прогнать странное окаменение тела и снова нащупать те крючки, за которые, как ей казалось, душа к нему крепилась. Крючок за крючком, петелька за петелькой — и вот, пальцы на руках пошевелились. Онемевшая плоть начала оживать, снова ощущался стук сердца и ток крови в жилах.

И вдруг дверь комнаты тихо скрипнула и отворилась. Едва начавшее биться сердце Дарёны вновь замерло, обледенев: вошёл явно не человек — словно кусок чернильной тьмы ожил и текуче просочился в спальню, поблёскивая двумя голубыми огоньками глаз. Он приближался мягко и неслышно; на лунное пятно света наступила широкая чёрная лапа, показались на миг очертания усатой морды, атласный блеск шерсти на боку зверя тягуче проскользнул мимо окна, а напоследок луна серебристо выхватила из мрака пушистый хвостище. Исполинская чёрная кошка с голубыми глазами запрыгнула на постель к Дарёне — благо, места было много. Девушка зажмурилась…

Тишина… Тёплое дыхание и щекотное прикосновение к лицу — то, вероятно, были кошачьи усы. И вдруг — словно бы чей-то голос в голове:

«Не страшись, Дарёнка, не бойся. Это я».

Сухая пахучая трава похрустывала в тюфяке под напружиненными лапами тяжёлого зверя, которыми он мял постель, устраиваясь рядом с Дарёной.

«Открой же глаза, взгляни на меня, — ласково уговаривал голос в голове. — Не опасайся меня в зверином облике, я лишь телом кошка, а разумом — человек».

Пушистый мех грел лежавшую поверх одеяла руку Дарёны. Ощущение огромного тёплого тела рядом оказалось неожиданно приятным, щекочущим и нежным, а голос в голове — до дрожи знакомым. Дарёна решилась открыть глаза и встретилась взглядом с двумя голубыми звёздочками, смотревшими на неё из тьмы пристально и зачаровывающе. Чёрная кошка была намного больше хрупкой и тонкой Дарёны: на одной только лапе с втянутыми когтями поместились бы в ширину обе ладони девушки. Когда эта тяжёлая лапища обняла её, Дарёне стало трудновато дышать.

— М… Млада? — прошептала она.

Вместо ответа морда кошки приблизилась, глаза превратились в синие щёлочки, и Дарёна ощутила на губах горячую, шершаво-влажную ласку. В следующее мгновение жёсткие сосочки на кошачьем языке исчезли, втянувшись, и ощущение шершавости пропало, осталась только мокрая горячая нежность. Обычные кошки со своим языком такого проделывать не умели, а этот зверь умел. Первый испуг был вытеснен изнутри поднимающимися пузырьками смеха.

— Ой… щекотно, — хихикнула Дарёна, утирая рукавом рубашки губы, подбородок и шею.

Кошка возвышалась рядом на постели чёрной пушистой горой. Её внушительные размеры всё-таки вызывали уважительный трепет, и Дарёна сжалась в комочек, не решаясь дотронуться… С ласковым утробным урчанием чудо-зверь ткнулся носом в её руку, и в груди Дарёны что-то невольно сжалось. Пальцы запутались в густой шерсти, почёсывая кошке за ухом, и та, блаженно жмурясь, повернулась на бок и вытянула задние лапы по постели. Дарёна приподнялась на локте, охваченная порывом обнять и стиснуть тёплого и урчащего, сейчас совсем не страшного зверя. Словно почувствовав её желание, кошка сама придвинулась и переместила лапу с талии на бедро девушки. Дарёна, вороша пальцами мех на шее своей необычной соседки, поражалась тому, какой тоненькой и детской казалась её собственная рука на этом могучем теле. Резко выделяясь берестяной белизной на фоне угольной шерсти, она осторожно гладила плечо и бок кошки, а потом скользнула ей за спину, стараясь достать до лопатки.

«Вот так, — мурлыкнул в голове голос Млады. — Обними меня крепче, Дарёнка… Прижмись ко мне, почувствуй меня. Надо, чтобы ты ко мне привыкла и в таком облике, потому что это — моя суть».

— Какая ты… большая, — восхищённо прошептала Дарёна. — И красивая… Я тебя совсем не боюсь.

«Вот и хорошо. Твоё сердце узнало меня, оно откликнулось раньше разума. Ведь мы с тобою знакомы уже давно. Вспоминай, Дарёнка, ну же!..»

Утопая в чарующей, затягивающей синей бездне глаз, Дарёна снова поплыла на тёплых, медово-золотых волнах бубенцов — прямо в летний солнечный день, полный шелеста берёз и стрекотания кузнечиков в траве. Смех подружек, огромные охапки полевых цветов и венки, сплетаемые проворными пальцами. Босые ноги, льняной подол рубашки, косой взгляд в зелёную глубину леса… И снова — знакомое чувство, будто кто-то оттуда за нею наблюдает. Прохладные мурашки посреди жары — как объятия речной воды. Лесная сказка…