Осеннее равноденствие. Час судьбы - [13]

— Артистка, и все тут, — Альбинуте осталась равнодушной. — Каждое слово — игра. Самореклама гаснущей звезды.

— Софи Лорен — гаснущая звезда? — возмутилась Риманте.

— В нашем возрасте, увы.

— В нашем возрасте… Что такое — наш возраст?!

Марта Подерене, всегда любившая верховодить и, конечно, быть в центре внимания, важно склонила голову на плечо, прищурилась:

— Я считаю: женщину нашего возраста можно сравнить со здоровым спелым яблоком. Сочное это яблоко, ароматное.

— И в любой день готово упасть с ветки, — охладила ее пыл Альбинуте.

— А кто знает, может, в этом падении — пьянящая услада? Может, стоило ждать этой услады целое долгое лето?

— Ты хочешь сказать, что осень — самая прекрасная пора? — спросила Кристина.

— Ранняя осень, — уточнила Марта Подерене. — Ведь это зрелость, опыт, постоянство.

Кристина помолчала, поначалу не осмеливаясь сказать, что думает по этому поводу, но все-таки не выдержала:

— Для меня осень прежде всего — запахи увядания, гниения. И резкое убывание дня, наступление ночи. И холодный дождь, липкая грязь, свечечки на могилах…

Женщины замерли, казалось, даже задрожали от озноба, словно в ресторан ворвался ледяной ветер.

— Кристина… — Марта Подерене надула губы, мягко пожурила Кристину.

— Побольше оптимизма, Криста! — посоветовала Риманте.

— Подскажите, если знаете, где этот родник оптимизма, я тоже охотно из него почерпну, — наконец вставила и Габия, которую еще в молодости муж бросил с тремя детьми.

С пылом начавшийся разговор как-то увял, вспыхнувшее было пламя погасло, они снова поглядывали на оркестрантов, танцоров и на соседние столики. Время ползло ужасающе медленно. Кристина уже который раз украдкой бросала взгляд на часики. И ведь никуда она не спешила, никто ее не ждал. Наверное, просто разучилась сидеть спокойно, расслабившись.

— Временами мне кажется, что я все еще не начала жить, — снова жалобно улыбнулась Альбинуте. — Работа, детские хвори, вечная беготня, заботы — и это жизнь?

— Всему свой час, дорогая! — Риманте снова ухватилась за записную книжку, казалось, сейчас процитирует еще одну ценную мысль, но только полистала странички, испещренные телефонными номерами. — Надо не забыть педикюрше звякнуть. — И вдруг спросила: — «Вечерку» читали?

Увы, свежего номера ни одна не видела, и Риманте сказала, что на второй полосе газеты помещена статья ее мужа. Да, новые советы врача о здоровом питании. Суть? Не углеводы и всякие там белки, главное — есть без спешки, смаковать, настроиться так, будто слушаешь музыку…

Они снова ели, потягивали коньяк из высоких рюмочек, Марта заказывала всякие лакомства и призывала их угощаться.

…На столик скользнула тарелка с карбонадом, Кристина подняла голову на девчонку в белом переднике, увидела в дверях пожилого человека в кепке. Ни одного знакомого лица, ни одного.

— Принесите к кофе рюмочку хорошего коньяка, — попросила она.

— Сколько? — деловито спросила девчонка.

— Рюмочку. Только рюмочку.

— Пятьдесят граммов?

— Половину того.

— Меньше буфет не отпускает.

— Ладно, — согласилась Кристина, не спуская взгляда с девчонки. Кого же она напоминает? Чье это лицо, чьи глаза?

Карбонад успел остыть, но был нежирный, хорошо поджаренный, с румяной корочкой, и Криста с удовольствием уплетала его с малосольными огурцами. Не рассердится ли тетя Гражвиле? Скажет, пренебрегла ее обедом.

Женщины за столиком как-то странно молчали. Еще больше разрумянились, однако обмякли, погрузились в глубоко скрываемое горе.

— А ну-ка, женщины, — сказала старшая и приподняла руку, но рука тут же упала на колени. — Показали, как надо, поддержали тебя, Владзя. Будешь теперь богатой соломенной вдовушкой. Такой домина, гараж да машина…

Плечи Владзи затряслись.

— Все мое! Мое! А ему — во! — показала фигу, окольцованную, позолоченную, и, видно, тут же застеснялась. Помолчала. — Но почему-то он ничего не требовал, не упирался, не выражался… Я-то ведь думала… И такими глазами на меня смотрел… Ну, будто слепой…

— Именно, — закивала головой старшая.

— И куда он после суда потащился, интересно? — скривила губы Владзя.

— А ну-ка, женщины…

Женские руки взяли рюмочки.

И Криста снова увидела Марту Подерене в скромном, но безупречно сшитом платье из натурального шелка, услышала несколько приподнятый ее голос.

— Женщины! — Марта словно хотела вывести их из состояния дремы. — Не так уж много у нас развлечений, не так уж часто удается вырваться из дома. А когда появятся внуки? Вы можете себе представить, вчера мой Бернардас и говорит: «Бабуся, — говорит, — бабуся…»

Марта рассказала, как толково говорил ее Бернардас вчера, что он сказал неделю назад и кем он может стать завтра, если будет развиваться такими темпами, — жаль только, что родители снохи маловато уделяют ему внимания, а она сама просто изнемогла: полдня провозится с внуком и едва жива.

Подруги делали вид, что слушают Марту, затаив дыхание, однако мало что слышали. Мешали собственные мысли, а может, — нежный лирический голос певца.

Много лет, много зим пролетело,

А ведь вместе могли быть с тобой…

— Выше нос, женщины! — Марта двумя тонкими пальцами подняла рюмку.

Габия наклонилась к Кристе и вполголоса сказала: