Осень в Пекине - [49]
Анжель ничего ей не ответил. Они подходили к отелю. В это время раздался пронзительный свист и звук взрыва.
— Что это еще такое? — рассеянно спросила Рошель.
— Кто его знает? — сказал Анжель.
Они остановились и стали прислушиваться. Вокруг царило всеохватное, величественное молчание. Потом донесся звон бьющегося стекла.
— Там что-то случилось, — сказал Анжель. — Пошли скорее.
Это был замечательный предлог, чтобы обнять ее крепче.
— Отпустите меня, — предложила Рошель. — Идите посмотрите, что там. Я вас только задерживаю.
Анжель вздохнул и пошел вперед не оглядываясь. Осторожно передвигаясь на высоких каблуках, Рошель последовала за ним. Из гостиницы слышались звуки голосов.
В застекленной стене ресторана зияла пробоина с четкими контурами. Земля была усеяна осколками. В зале толпились люди. Анжель толкнул дверь и увидел Амадиса Дюдю, студента-медика, Анну и доктора. Перед стойкой лежало распростертое тело Жозефа Баррицоне. Верхней половины черепа у него не было.
Анжель поднял глаза. В противоположной стеклянному фасаду стене, в кирпичной кладке, застрял по самое шасси «Пинг-903». На левом верхнем крыле его висела макушка Пиппо. Она съехала на оконечность крыла и шмякнулась оземь с тихим звуком, смягченным черными курчавыми волосами.
— Что произошло? — спросил Анжель.
— Да вот, самолет, — объяснил студент-медик.
— Я как раз собирался сообщить ему, — сказал Дюдю, — что завтра вечером технические исполнители приступят к расчленению отеля. Необходимо было принять некоторые меры. Нет, это просто ни в какие ворота не лезет!
Он, видимо, обращался к Жуйживьому, который стоял рядом, нервно теребя свою бородку.
— Надо его убрать отсюда, — сказал Анна. — Помогите мне.
Он взял тело под мышки, практикант ухватился за ноги. Пятясь, Анна продвинулся к лестнице и стал медленно подниматься; он старался держать от себя подальше голову Пиппо, из которой хлестала кровь; безучастное, податливое тело, провисая, почти задевало ступеньки. Студент очень мучился от боли в руке.
Дюдю оглядел залу. Он посмотрел на доктора. Посмотрел на Анжеля. Неслышно в дверях появилась Рошель.
— А, ну вот и вы наконец! — сказал Дюдю. — Почта пришла?
— Пришла, — сказала Рошель. — А что случилось?
— Ничего особенного, просто несчастный случай, — объяснил Дюдю. — Пойдемте скорее, я должен срочно продиктовать вам кое-какие письма. Остальное узнаете потом.
Он решительно направился к лестнице. Рошель послушно двинулась за ним. До тех пор, покуда ее можно было видеть, Анжель не спускал с нее глаз, потом перевел взгляд на черное пятно у стойки на полу. Белое кожаное кресло было сплошь забрызгано каплями крови, большими и поменьше, частыми и не очень.
— Идемте отсюда, — позвал профессор. Дверь они оставили открытой.
— Это была уменьшенная модель самолета? — спросил Анжель.
— Она самая. И хорошо летала.
— Слишком хорошо, — заметил Анжель.
— Да нет, не слишком. Я бросил мою клинику в надежде найти здесь пустыню. Откуда мне было знать, что посреди этой пустыни стоит ресторан?
— Случайное совпадение, — сказал Анжель. — Никто вас ни в чем не винит.
— Вы полагаете?.. — спросил Жуйживьом. — Я объясню вам. Те, кто не занимается моделированием, обычно считают это ребячьей забавой. Что не совсем верно. Это не просто забава. Вы никогда не пробовали?
— Нет.
— Тогда вам не понять. Уменьшенная авиамодель заключает в себе какую-то пьянящую притягательность. Бежать за самолетом, который сначала катится у ваших ног, потом начинает плавно взлетать, и вот уже кружится над головой, чуть-чуть подрагивая в воздухе, такой неповоротливый, неуклюжий, но все же сумевший взлететь... Я знал, что «Пинг» будет летать с большой скоростью, но чтобы с такой... Во всем виноват мотор. — Вдруг профессор замолчал. — Я совсем забыл про моего практиканта, — сказал он.
— С ним тоже что-нибудь случилось? — спросил Анжель.
— Его мотор укусил. А я-то позволил ему нести тело Пиппо! И он машинально послушался.
Жуйживьом повернул обратно к гостинице.
— Я должен его полечить. Вам не трудно меня подождать? Это не займет много времени.
— Хорошо, я подожду, — сказал Анжель. Профессор спортивной трусцой побежал к отелю и исчез в дверях.
Живые и блестящие, цветки гепатролей распахивались навстречу волнам желтого света, заливавшим пустыню. Анжель сел на песок. Жизнь как будто замедлила свой бег. Жаль, что он не помог практиканту тащить Пиппо.
До того места, где он сидел, доносились приглушенные удары тяжелых молотов: это Марен и Карло забивали в шпалы скобы с загнутым хвостом — для закрепления рельсов. Порой железо ударялось о стальной рельс, заставляя его звучать долгим, звонким, вибрирующим криком, пронзавшим грудь насквозь. Где-то вдалеке слышался радостный смех Олив и Дидиша, которые для разнообразия затеяли охоту на люмиток.
Рошель — грязная потаскуха, с какой стороны к ней не подойди. И грудь у нее... все больше обвисает. Анна доконает ее. Он оттянет эту грудь, разомнет, выдавит все соки. Останутся две половинки выжатого лимона. Ноги, правда, у нее все еще хороши. Главное, что между...
На этой мысли Анжель остановился и дальше принялся думать на сорок пять градусов левее. Нет никакого смысла рассуждать об интимных качествах девицы, которая, если вдуматься, не более чем дырка, обросшая волосами, которая... Еще поворот на сорок пять градусов, потому что и этот довод уже не убеждает. Нужно схватить ее, сорвать все, что на ней нацеплено, и самому разодрать, изуродовать ее ногтями. Правда, когда Анна выпустит ее из рук, там не над чем будет особо трудиться. Она уже будет поломана, потаскана — круги под глазами, всюду прожилки, вздутые вены, дряблое тело — вся изношенная, замусоленная, раздолбанная. Как колокол с повисшим языком: внутри — пустота. Ничего в ней не будет свежего. Ничего нового. Надо было опередить Анну. Тогда, в первый же раз. У нее был такой новый запах. Это могло бы случиться после танцклуба, в машине, на обратном пути: просто обхватить ее рукой за талию. Произошла бы авария, она бы испугалась. Они только что наехали на Корнелиуса Шмонта, и он лежал на тротуаре. Он был счастлив: не поедет в Экзопотамию. А чтобы увидеть, дамы и господа, как мужчина целует женщину, достаточно повернуть голову; или сесть в поезд как раз в тот момент, когда мужчина целует женщину. Потому что он все время ее целует. Он трогает ее тело руками, и по всему ее телу он ищет запах женщины. Но не в мужчине дело. Результатом увиденного является ощущение возможного, и кажется, чего же еще желать, разве вот проваляться всю жизнь на животе, подложив что-нибудь мягкое, предназначенное для лежания, и балдеть, свесив голову и пуская слюни, и воображать, что можно так балдеть и пускать слюни до конца своих дней. Предположение вполне бредовое, потому что никаких слюней не хватит. Кстати сказать, балдеж с пусканием слюней на самом деле очень даже умиротворяет, жаль, что люди мало времени отдают этому занятию. Надо заметить в их оправдание...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это второй, после «Я заплюю ваши могилы», роман, вышедший в 1948 году под псевдонимом «Вернон Салливен», осужденный в 1950 и отправленный на костер вместе с первой книгой. В высшей степени характерное для Салливена произведение: роман, отвергнутой по соображениям морали, граничащей с глупостью.Секс, кровь, смерть — как в любой великой книге, заслуживающей уважения.И много остроумия — ведь книга написана Борисом Вианом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.