Осень в Пекине - [16]

— Но он все время спит, — сказал Анна, указывая на Корнелиуса. — Мне приходится сидеть и ждать, пока он проснется.

Жуйживьом повернулся к студенту-медику:

— А с вами что сегодня?

— Ничего, пройдет, — отвечал тот. Руки у него прыгали, как дверные молотки, глаза были обведены черными кругами в пол-лица.

— Вы что, не спали?

— Нет... Этот стул...

— Да ну? Что-то не так?

— Жопа с ручкой, а не стул, — злобно проговорил практикант.

Стул поворочался, скрипнул, и в палате снова дурно запахло. Взбешенный студент двинулся к кровати, но Жуйживьом остановил его, положив руку на плечо.

— Успокойтесь, — сказал он.

— Не могу больше!.. Он надо мной издевается!

— Вы давали ему судно?

— Давал. Но он ничего не желает делать. Только скрипит, трещит, валяется с температурой и изгаляется надо мной, как хочет.

— Держите себя в руках, — сказал Жуйживьом. — Сейчас мы им займемся. Ну а вы что хотите? — спросил он, повернувшись к Анне.

— Мне нужно поговорить с господином Шмонтом. По поводу подписанного контракта.

— Не рассказывайте мне ничего. Я все равно не в курсе.

— Разве господин Шмонт не делал вам никаких предложений?

— Господин Шмонт настолько болтлив, что я вынужден давать ему снотворное, и он спит дни и ночи напролет.

— Простите, — сказал практикант, — но это я даю ему снотворное.

— Хорошо, — сказал Жуйживьом. — Пусть так... Вы даете.

— Я знаю все его предложения, — заявил Анна. — Могу вам рассказать.

Жуйживьом посмотрел на ассистента и подал знак. Тот сунул руку в карман и встал у Анны за спиной.

— Правда? Как интересно, — сказал профессор. — Расскажите, расскажите.

Практикант извлек из кармана огромный шприц и вонзил иглу Анне в бицепс. Тот попытался было отбиваться, но моментально заснул.

— Куда мне его деть? — спросил практикант, с трудом поддерживая тяжелое тело.

— Решите сами, — бросил профессор. — Мне пора на обход. Шмонт, того гляди, проснется.

Практикант разжал объятия, и Анна рухнул на пол.

— Может, я его вместо стула на кровать?.. — робко предложил он.

Стул ответил мерзким скрипучим хихиканьем.

— Оставьте стул в покое, — сказал Жуйживьом. — Если вы и дальше не прекратите на него наговаривать...

— Ладно, — пробурчал студент-медик, — а тот, второй, — пусть, что ли, так и лежит?

— Дело ваше.

Профессор оправил белый халат, вышел мягким, пружинистым шагом и исчез в меандрах покрытого лаком коридора.

Оставшись в палате один, студент медленно приблизился к стулу и подарил его взглядом, исполненным ненависти. От усталости веки его ежеминутно смыкались. Вошла медсестра.

— Вы давали ему судно? — спросил практикант.

— Давала.

— Ну и что?

— У него глисты, оксиуры. Деревянные. А один раз он сам встал. Оказывается, он ходит иноходью. Ужасно неприятное зрелище. Я была просто в ужасе.

— Сейчас устрою ему осмотр, — сказал практикант. — Дайте мне чистую пеленку.

— Пожалуйста, — сказала медсестра.

У него даже не было сил запустить руку ей промеж ног, хотя она, как обычно, распахнула халатик. Медсестра обиженно сунула ему пеленку и удалилась, громыхая эмалированными лотками.

Студент уселся на кровать и отогнул простыню. Он старался не дышать, потому что стул скрипел и крякал почем зря.

8

Когда Жуйживьом вернулся с обхода, практикант спал мертвым сном у кровати Корнелиуса, перевалившись через бесчувственное тело Анны. Что-то неприметно изменилось на соседней койке. Профессор быстро откинул простыню. Под ней лежал стул Людовика XV, ножки его одеревенели. Он постарел на двадцать лет. Холодный и окоченевший, он напоминал скорее мебель Людовика XVI. Спинка его сделалась напряженно-прямой и красноречиво говорила о мучительной предсмертной агонии. Дерево имело теперь голубовато-белесый оттенок, что не укрылось от профессорского ока. Он обернулся и ударил студента ботинком в голову. Тот не шелохнулся, только захрапел. Профессор опустился рядом с ним на колени и стал его трясти.

— Эй, вы что, спите, что ли? Что вы тут натворили? Практикант заворочался и приоткрыл мутный глаз.

— Что тут у вас произошло? — снова спросил Жуйживьом.

— Укололся... — промямлил практикант. — Тоже эвипан. Очень спать...

Он сомкнул веки и снова разразился храпом. Жуйживьом затряс его сильнее:

— А что со стулом? Практикант вяло хихикнул:

— Стрихнин.

— Сукин вы сын! — сказал Жуйживьом. — Придется поставить его на место и сменить обивку.

Он встал с оскорбленным видом. Практикант спал блаженным сном, а вместе с ним Анна и Корнелиус. Жуйживьом зевнул, осторожно снял стул с кровати, поставил его на пол. Раздалось последнее, уже мертвое поскрипывание, и профессор опустился на сиденье. Голова его стала раскачиваться из стороны в сторону, и в тот момент, когда она нашла наконец удобное положение, кто-то постучал в дверь. Профессор не услышал. Тогда Анжель постучал снова и вошел в палату.

Жуйживьом обратил на него остекленевшие, потерявшие всякое выражение глаза.

— Никогда не сможет летать, — пробормотал он.

— Что вы говорите? — вежливо переспросил Анжель. Профессор еле боролся со сном, но, сделав над собой неимоверно тяжкое усилие (весом в несколько килограммов), произнес:

— Никогда «Пинг-903» не сможет летать в этих условиях. Это говорю вам я, Жуйживьом!.. Здесь столько деревьев!