Осень в Ирбиссангине - [7]

Наконец, грифоны снизились над крыльцом, сбросили тяжелые набрюшные сумки - и рухнули от усталости прямо на головы стоявшим. Ожидание, однако, настолько поглотило город, что никто и звука не произнес, пока курьеров уносили в комнаты, пока взрезывали, нетерпеливо рвали когтями и зубами черные мешки с почтой.

Почты оказалось мало, это поначалу обрадовало - судя по длине списков, потери обещали быть невелики. Лес тогда еще не знал, что это не список потерь, а список уцелевших. После Ирбиссангина записать имена живых получилось вдвое быстрее, чем мертвых.

* * *

В знакомой полукруглой комнате народу в этот раз сидело побольше. Старательно прогретую лежанку вдоль и поперек исползал четырехмесячный внук волшебницы. Его мать сидела рядом, вполоборота к огню и следила, чтобы ребенок не хлопнулся на пол - с той стороны, где не было стен и урчащего холма медвежьей спины. Медведя разместили на полу вдоль длинного края лежанки именно как ограничитель ненужных поползновений. Теперь он глядел на огонь, и собирался с силами. Какие бы новости ни пришли с почтой, женщины будут плакать. Если хорошие - хорошо. Вмешиваться не придется. Если плохие... Медведь вздыхал, и по комнате разносился сладковатый грибной запах, обычный для лесных медведей-строителей. Горные медведи-металлурги пахли камнем и сухим жаром своих пещерных кузниц. Маг никак не мог понять, почему люди меняют свой запах, и какую красоту они в этом находят. Как всякий лесной житель, он привык, что обычаи бывают разнообразные, и умел притерпеться ко многому, но именно сейчас он бы не хотел иметь дело с парфюмерией. Все эти духи могут помешать ему в какой-нибудь важный момент уловить запах тревоги или опасности.

Волшебницы в комнате не было. Она унеслась на двор прилетов сразу, как только бухнул почтовый колокол - первый раз за позднюю осень и зиму. Ну и понятно, нельзя было сказать, когда вернется. Наверное - когда узнает...

* * *

Утро на Вершине разгорелось уже настоящее, весеннее. В коридорах Магистерии деловито сновали туда и сюда выпускники, уходящие в первое свое лето. Попрощаться с Седыми - перволетним они уже не учителя, а почти друзья; получить мешок еды на дорогу - согласно традиции, один окорок, один широкий круглый хлеб, и одну большую флягу с выбранным напитком. Метнуться по тертым крутым ступеням в подвал, взять купленные загодя и давно отдыхающие на особой подставке сапоги. Завернуться в плащ - сколько предвкушения в этом жесте! И, наконец, из зеленоватого свечения левой, настоящей, части Лабиринта вынести под пронзительно-синее, почти совсем летнее небо легкий, надежный, прямой высокий посох. Маг! И в дорогу, в дорогу, вниз по склону легко шагается, да ветер нам друг сегодня - если холодный северо-западный, то попутный, а если в лицо, то теплый, юго-восточный.

И только в воротах Истока оглянуться на высоко прилепившуюся Магистерию: чем-то заняты оставшиеся? Оглянуться и проститься по-последнему, и уже бесповоротно погрузиться в живой океан Леса, и только осенью вернуться и вспоминать - когда мы уходили, у них, наконец, появилось время заглянуть в те самые отчеты...

* * *

Отчеты свалены были грудою на низком столике. Их накопилось так много нечитанных, что листки, стопки и трубки уже скатывались и на каменный пол. Светло-палевый пергамент, яркая белая бумага, желтая змеиная кожа. Годовые отчеты. Только сегодня последний из них принесли в Магистерию. Принес маленький черный горный медведь, новый командир резерва корпуса "Токисса". Всеобщий язык Леса он знал плохо, и видно было, что ему здорово не по себе в перенасыщенных колдовством стенах. Произнося некоторые слова с третьего-четвертого раза, подолгу задумываясь, он сообщил, что в его отряде был маг из людей. Что накануне сражения он долго составлял бумаги. И потом, обратившись ко всем, просил, как бы дело не повернулось, передать их в Магистерию. И вот он передает его просьбу, неуклюже объяснял медведь. Он расстегнул кожаную трубку, в которую воины заворачивают свои доспехи, и оттуда посыпались хорошо промаслившиеся листки, штук пятьдесят.

"А сам-то маг?" - на этот вопрос медведь сразу не ответил. Потом начал объяснение, из которого с напряжением удалось разобрать, что маг жив, но сильно помят и лежит в Крайнен-Нот-Рауме, лечится. Это Магистерия уже знала, потому что сегодня ночью с Почтового Крыльца имя ученика называли в числе живых. Медведя поблагодарили и он торопливо ушел.

- Ну вот, - сказал Лохматый Маг, уже мелькавший в нашей повести, - С этого последнего отчета я и предлагаю начать.

Никто из собравшихся не возразил ему. Вокруг овального столика с бумагами сидя, стоя, лежа - кому как удобнее - устроились двенадцать самых различных существ. Медведи всех трех видов - горный медведь-Соэрра, маленький, человеку до пояса, слева от него медведь Ур-Син, серый лесной гигант, в полтора-два средних человеческих роста, справа - Просто Медведь, внешне ничем не отличающийся от обычного, разве что глаза этой породы медведей каждый час меняют свой цвет. По обычаю, зверь не носит одежды, кроме собственной кожи и шерсти, и эта меховая трехголовая глыба из плотно стоящих медведей очень внушительно смотрелась на мозаичном полу зала. Далее по кругу - человек, Великий Маг, один из трех Великих, существующих сегодня в Лесу. Неподвижен в своем высоком кресле, и только прислоненный к подлокотнику посох искрится, выдает волнение. Рядом - грифон, совсем даже не маг, просто разведчик корпуса "Конхат", один из прошедших Ирбиссангин. Прилетел под утро с передовым отрядом, устал, забился в первое попавшееся окно, и лег поспать в Комнате-С-Бумагами, которая, как он думал, никому не понадобится, а тут, оказывается сегодня читают отчеты... Хотел уйти, но разобрал интерес - как оно со стороны? Глаза прикрыты, крылья сложены, готов слушать и вспоминать. Сунув голову в лапы, молча лежит крупный серый волк, он еще только ученик, но никому не запрещено слушать отчеты, вот он и пришел - все волки неравнодушны ко всем видам боя, когда создавали их расу, так и было задумано, и многое стерлось в генотипе с тех пор, но эта черта осталась. Волк пришел узнать новости из Ирбиссангина, а что первыми будут зачитывать отчеты именно оттуда, ясно каждому.