«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [60]

— С кем это ты меня собираешься мирить?

— С Оуяном и остальными. Что за ребячество! Только старший брат за порог, а вы уже в драку!

Мудрец засмеялся.

— Ни с кем я не ссорился, кроме Оуян Тянь–фэна. А его я ненавижу всеми фибрами души! — Мо Да–нянь даже побагровел.

— Не говори так, толстячок. — Мудрец протянул ему сигарету и сам закурил. — Будущему банкиру такой тон не к лицу.

— Перестань шутить, — очень серьезно произнес Мо Да–нянь. — О его отношении к Ван ты знаешь, я ведь тебе говорил? Так вот, после твоего отъезда он с утра до вечера ругал Ли Цзин–чуня и выжил его из пансиона. Разве я мог стерпеть такое? Он, видимо, заподозрил Ли Цзин–чуня в том, что это он рассказал тебе про Ван! Я знаю, ты любишь Оуяна, но меня, пожалуйста, не заставляй, хоть мы с тобой и добрые друзья. Конечно, я человек недалекий, не все могу объяснить, но одно скажу совершенно ясно: Оуяна я больше не желаю видеть!

— Послушай, толстячок, ты только поступил в банк, а уже начинаешь вводить свои расценки! Не надо! Надеюсь, меня–то ты почтишь своим визитом? — Мудрец и насмехался над Мо Да–нянем, и в то же время уговаривал его. — Все мы, в том числе и Оуян, не так уж плохи, но человек есть человек, и у каждого свой характер. Но хочешь — не дружи с Оуяном, это дело твое; просто я, как старший брат, хочу вас всех собрать за чарочкой вина и мирно побеседовать, чтоб вы потом хоть раскланивались друг с другом. Настоящим демократам присущи взаимная любовь и уважение. Смотри, как бы я не прозвал тебя социалистом или разбойником, что в общем–то одно и то же!

Мо Да–нянь заколебался:

— А Ли Цзин–чуня ты пригласишь на эту пирушку?

— Ли Цзин–чуня? — Мудрец устремил взор в потолок и долго его изучал. — Говоря по правде, Цзин–чуня я побаиваюсь. И не я один, но и все остальные! Будь он сейчас здесь, я слова вымолвить не смог бы!

— Значит, ты его не пригласишь? — Мо Да–нянь испытующе посмотрел на Мудреца.

— Пожалуй, не надо.

— Ну так вот, дорогой Чжао: будет Ли Цзин–чунь, я буду тоже, не будет — и мне там делать нечего. Да, его стоит бояться, потому что хороший человек, пусть даже не очень умный, сильнее самого хитрого приспособленца!

— Разве я сказал, что Ли Цзин–чунь плохой человек?

— По–моему, он выше всех нас! И по своим знаниям, и по уму, и по моральным качествам. Не вразуми он меня, я вряд ли догадался бы поступить в банк и заняться тем, о чем мог только мечтать. Да, я его уважаю. Я не смог запомнить все, что он мне говорил, но что запомнил, до смерти не забуду! Например, он сказал, что человек любой профессии способен принести пользу революции. Это относится и к банковскому делу, и к ремеслу, с помощью которых можно реформировать экономику, и к торговле, и к преподаванию — словом, к любой сфере, где нужны усердие и глубокие, специальные знания. Все порядочные люди идут разными путями, но цель у них одна: изменить общество, просветить народ, потому что революция может считаться завершенной лишь тогда, когда народ станет сознательным. Кричать о революции, а думать совсем о другом так же бессмысленно, как женщине с бинтованными ножками участвовать в соревнованиях по бегу! Вот что говорил Ли Цзин–чунь. Разумеется я передаю его слова неточно, но примерный смысл такой. Чем больше я думал об этом, тем сильнее чувствовал, что он прав, потому и перестал заниматься всякими глупостями вроде выкрикивания лозунгов и выведывания чужих тайн. Все это чепуха! Ли Цзин–чунь человек не только хороший, но и понимающий, так что мое решение остается в силе: не пригласишь его, я тоже не пойду! Извини, старина, мне пора работать, — Мо Да–нянь поднялся. — Итак, я готов на примирение, но только если будет Ли Цзин–чунь!

— Может, хоть пообедаем вместе?

— Прости, но в нашем банке очень строгие порядки, хозяин — иностранец. С обеденного перерыва надо возвращаться минута в минуту, а в ресторане мы наверняка задержимся. Вот возьму отпуск, тогда и сходим. До свидания, старина!

Мо Да–нянь пожал приятелю руку и исчез, даже не проводив его. Растерянный и недовольный Мудрец вышел на улицу и тут только вздохнул: «Толстячок–то просто свихнулся! Ишь как иностранец его вышколил!»

* * *

Мудрец был очень раздосадован тем, что Мо Да–нянь встретил его в штыки, но, поразмыслив, решил, что этот толстячок обладает поистине бычьей пробивной силой, раз устроился в банк к иностранцу. Недовольство уравновесилось в нем уважением, и он решил относиться к Мо Да–няню великодушно. Хуже обстояло дело с Ли Цзин–чунем и Оуян Тянь–фэном, они чересчур далеко отошли друг от друга, чтобы можно было помирить их одними уговорами. Если их как бы невзначай свести вместе, они наверняка снова повздорят, а может быть, и подерутся. Да, тут надо еще серьезно подумать! Почему он должен все время жертвовать собой ради друзей?!

Вернувшись в пансион, Мудрец тихонько позвал У Дуаня:

— Пойдем в харчевню, пообедаем! Надо обсудить одно дело.

— А что за дело?

— Пока секрет.

Услышав слово «секрет», У Дуань вздрогнул, как будто ему впрыснули морфий, схватил шапку и, даже не переодевшись, последовал за Мудрецом. В харчевне они заказали еду, и У Дуань, горя нетерпением, стал торопить Мудреца, чтобы тот рассказал о своем секрете.