«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [61]

— Не спеши. Честно говоря, это не секрет, а дело.

— Выходит, ты меня надул? — Разочарованию У Дуаня не было границ.

— Если бы я не сказал про секрет, ты еще три часа собирался бы! — захохотал Мудрец. — А дело вот какое: я только что виделся с Мо Да–нянем и сказал, что хочу вас всех помирить, но он не так прост, как раньше. Едва поступил в банк, а уже стал настоящим европейцем.

— Вырядился в европейский костюм? — не без зависти спросил У Дуань.

— Нет, мыслить начал на европейский лад. Подумай только, я, гость, еще не попрощался, а он важно так встает и говорит: «Извини, у меня дела, в другой раз увидимся!» Я знаю, что он туповат, потому и пропустил его слова мимо ушей. А насчет пирушки, которую я предложил, он сказал, что ее нельзя устраивать без Ли Цзин–чуня. Я, конечно, скис, потому что объединить Ли с Оуяном — все равно что насыпать в печку уголь вперемежку со льдом. Можно подумать, что мне больше остальных это надо! Я ведь для вас стараюсь, да и повеселиться совсем неплохо! Ты не знаешь, почему Мо Да–нянь так возненавидел Оуяна? Наверное, тут какая–то тайна…

— Ну вот, наобещал с три короба, а сам меня выспрашиваешь! Ладно, так и быть, расскажу тебе. — Желтое лицо У Дуаня посуровело. Когда он собирался поведать какую–нибудь тайну, он всегда напускал на себя строгий вид — как Чжугэ Лян [47], замысливший очередную хитрость. — Ты что думаешь? Я ведь со всеми лажу. Мо Да–нянь и Оуян подрались не из–за меня; наоборот, я старался их утихомирить. Оуяна каждый день водил в поликлинику, когда он расхворался, да и с Мо Да–нянем мы в хороших отношениях. Дружбы с Ли Цзин–чунем я никогда не искал, но при встречах вежливо раскланиваемся. В общем, я ни с кем не ссорился и могу спокойно прийти на пирушку. Что же касается главных враждующих сторон, то я так думаю: Оуян возненавидел Ли Цзин–чуня за его близость к к Ван, а Мо Да–нянь обозлился на Оуяна, но рвать с ним не хотел. Верно мое предположение или нет, еще надо уточнить; я доведу это дело до конца, пока, как говорится, камни из воды не выступят. Убежден, что между Ли Цзин–чунем и Ван не все чисто. Конечно, меня это не касается: я только выполняю свой долг и пытаюсь раскрыть тайну. Ты что…

— Я вижу, ты только тайны умеешь раскрывать, — усмехнулся Мудрец. — А что делать с пирушкой? Я ведь уже сказал про нее Мо Да–няню, и отступать неловко.

— Раз так получилось, не делай ничего. Это тоже выход! — воскликнул У Дуань, довольный собственной находчивостью. — Когда опять увидишь Мо Да–няня, скажи ему, что Ли Цзин–чунь все время занят, а Оуян еще болен. Неплохо, а?

— Действительно неплохо! — обрадовался Мудрец. — В самом деле, зачем нам заниматься пустяками? Давай–ка лучше пить!

Удовлетворенные таким великолепным исходом разговора, они начали играть в отгадывание фигур, пить, болтать, смеяться, и казалось, будто в их сердцах, с еще большей силой потянувшихся друг к другу, сосредоточилось все веселье мира.

— Ты хочешь снова учиться или будешь искать работу? — спросил У Дуань в промежутке между двумя рюмками.

— Нет уж, учиться я больше не буду! — твердо ответил Мудрец.

— А ты что думаешь? Я тоже считаю, что учиться бесполезно.

— Молодец! Выпьем за это!

— Какую же работу ты собираешься искать, старина Чжао?

— Все равно, любую!

— Ну, не любую же! Надо подумать.

— Конечно. Я имел в виду любую чиновничью должность. Торговля или преподавание — это слишком низменно!

— А ты что думаешь? Я тоже так считаю и хочу стать чиновником.

— Молодец! Может, еще водочки закажем?

— С удовольствием. А ты… — У Дуань хотел сказать свое любимое: «А ты что думаешь?», с помощью которого он обычно давал понять, что его тайны еще не исчерпаны, но почему–то счел это бессмысленным и засмеялся.

Они еще взяли водки.

— Старина Чжао, я вспомнил, есть одна работа, не знаю только, устроит ли она тебя.

— Если почетная, устроит! — серьезно ответил Мудрец.

— Вполне почетная, специально для тебя, — заговорщически подмигнул У Дуань. — Сейчас создается Союз защиты женских прав, Оуян один из организаторов. Чтобы собрать деньги, они хотят устроить благотворительный спектакль, а ты ведь мастер петь арии из опер, почему бы тебе не блеснуть? Я все организую: вступишь в союз, споешь в спектакле и сразу же получишь должность!

— Каким образом? — удивленно спросил Мудрец, поднимая рюмку.

— А вот каким. На спектакле наверняка будут всякие высокопоставленные лица: политики, генералы, их жены, наложницы, дочери… Ты им, конечно, понравишься, и они будут искать с тобой знакомства. Тут уж до чиновничьей должности совсем недалеко! Сам я, к сожалению, петь не умею, но все–таки могу тебе помочь. Скажем, ты выплывешь на сцену бородатым стариком в традиционном китайском платье, а я буду тебе подвывать в модном европейском костюме — представляешь, какая потеха? Повторяю: когда ты прославишься, получить должность будет легче, чем пальцем шевельнуть! Ты думаешь, почему Ян Чунь–тина сделали управляющим делами министерства внутренних дел? Потому что однажды в доме министра он спел в пьесе «Казнь сына у дворцовых ворот» [48]! Ты что…

«Думаешь» У Дуань так и не успел произнести, потому что Мудрец перебил его в самый интересный момент, как частенько это делал: