Осень в деревне - [2]

Он по-прежнему лежал не шевелясь, но теперь уже ему казалось, что, если он сдвинется, то в горле всплывет и будет мучить изжога, как во время сильного похмелья. "Вроде бы все хорошо: и жена, и дети, и интересная работа, но после таких снов я отчетливо понимаю, что ничего у меня нет, потому что нет самого главного, а что из себя представляет это главное - я не знаю..."

Утром он встал с тем же приятным ощущением обступившей его мягкой обволакивающей тишины, которую не нарушали ни уговоры Степы, выгонявшей корову за ворота, ни вопли петухов. На завтрак он опять пил молоко с черствым хлебом и поглядывал на висевший между окнами большой раскрашенный портрет моложавого мужчины с рыжими усами и насмешливым взглядом.

- Это ваш муж?

Степа кивнула:

- Я слышал, он давно погиб?

- Не погиб он, пропал.

- А правда говорят, что вы его с тридцатых годов ждете? Неужели, верите, что жив?

- Не верю я, а знаю, что жив. Сердце чувствует. А тебе, видно, уже бог знает что обо мне наговорили - и что ведьма я, и что не старею. А ты меньше слушай. Я не старею, потому что жизнь веду праведную, мяса не ем, травяные отвары пью, пощусь регулярно. Мне нельзя раньше времени умирать, потому что муж вернется. И никакого колдовства тут нет.

- Я и не верю ни в какое колдовство.

- Ну и зря не веришь, - неожиданно отрезала Степа и вышла.

Тайга начиналась сразу за Степиным огородом - сначала маленькие редкие елки в густой пожухлой траве, потом сплошняком пошли березы, и наконец огромная зеленая крыша елей и кедров накрыла его, а под ногами оказался мягкий пружинистый ковер трав, перегнивших листьев, иголок, веток. Иван шел все дальше и дальше, не боясь заблудиться, изредка останавливался у кустов уже почти осыпавшейся малины или смородины, отыскивал ягоду-другую и снова брел, огибая поваленные деревья с огромными вывороченными корневищами и отмахиваясь от лезущей в глаза паутины. Выйдя на небольшую полянку, он повалился в траву и долго бездумно лежал так, покусывая кислую травинку и глядя в небо. Он чувствовал, как что-то в нем постепенно успокаивается, устанавливается, и дышать он начинает ровнее и глубже, и каждый глоток воздуха, кажется, задевает, но еще не будит какие-то приятные, но давно забытые переживания. Бродил он до вечера и нисколько не удивлялся тому, что не устает и не хочет есть. Чем дальше он шел в этой тишине, тем больше начинал замечать, как прекрасна тайга, примеряющая свое осеннее платье, каким необыкновенно стылым, голубым светом подернулись ели и как загадочен порядок, в котором расположились красные шапки подосиновиков. Ему казалось, что он чувствует разлитое вокруг сожаление по уходящему лету, прощание с последними теплыми днями.

Как к заядлому курильщику, бросившему курить, постепенно возвращается богатство запахов, к Ивану возвращалось зрение. А ведь он отрешился от всего и промолчал только один день, только первый день его голова не была забита своими и чужими словами, заботами и страхами.

Вернулся он поздно, Степа еще не спала и штопала, сидя за столом.

- Садись, поешь, что Бог послал, - сурово буркнула она Ивану.

Иван придвинул к себе миску свежего, чудно пахнущего винегрета и быстро с удовольствием стал есть.

- И что ты там в лесу нашел, целый день шастаешь?

- Места у вас чудесные, завораживающие...

- Это точно, что завораживающие. У нас тут что-то вроде Бермудского треугольника, так иногда заворожит!

- Что, что? - удивленно промычал Иван набитым ртом.

- Треугольника, говорю, что зенки выпучил? Думаешь, мы тут совсем темные, ничего не знаем? А у нас такое же, я думаю, место. Когда долго ходишь и смотришь много - а лес у нас и правда красивый - то начинает как будто что-то вытягивать на тебя, видения всякие мерещатся, жуть берет...

- Бросьте вы, - хмыкнул Иван, - какие еще видения?

- Да разве объяснишь? Не одна я, все видели. Мы и не ходим туда поодиночке, без крайней нужды вообще не ходим. Только по грибы-ягоды и то смотрим лишь под ноги.

- И до сих пор не разобрались, что у вас за чертовщина?

- Почему? Кое-кто разобрался. Приезжали как-то из города ученые люди, двое у меня стояли. Говорят - все от газов.

- Каких газов?

- На север если идти, километров пять, - огромное болото. Ты там не был?

- Нет еще.

- И не ходи. Вообще-то оно кругом болото, но на севере ближе всего. Клюква там крупная и морошка. Так вот, ученые люди говорили, что испарения от болота идут, дурманят - от них все и мерещится. Только я в это не верю.

- А что же тут по-вашему?

- Не знаю я, иной раз кажется, что знаю, а объяснить не могу. А ты все ж не ходи туда. У нас тут и заплутать недолго. А главное - вытянешь еще что-нибудь. У нас вот тут один приезжий ходил по избам, местные сказки на машинку записывал или еще что. Пропал однажды, вернулся через два дня из лесу, весь белый. Никому ни слова не сказал - собрал чемодан и уехал.

Разговоры со старухой только раззадорили Ивана. Он и сам чувствовал необычную привлекательность этих мест, и в то же время ему казалось, что если бы, как намекала старуха, и была здесь замешана какая-то особая, таинственная, сверхчеловеческая сила, то в таких местах она должна быть доброй и ласковой к людям, да и к нему лично тоже. За сегодняшний день он полюбил и этот лес, и этот воздух, а на любовь кто же может откликнуться злобой? Конечно, обидно, если это всего лишь болотные газы.