Осень - [40]

– Только не делай этого, пока я буду жив, – попросил он.

Я выполнила его просьбу. Но мысль о том, что я должна забрать золотой маятник, так прочно укоренилась в моей голове, что я ни о чем, кроме него, не могла думать. Я узнала, где живет мой братец. Я превратилась в его тень. Однажды у меня появилась мысль о том, что, став его женой, я легко завладею фамильной реликвией. Но новая мысль, о том, что я должна буду раздеться и лечь с ним в постель, повергла меня в ужас. Я даже заболела и несколько дней не выходила из дома. А когда болезнь отступила, и я побежала на улицу, то увидела, как брат едет венчаться.

– Когда он успел найти себе невесту? – удивилась я. – Неужели за неделю, пока я болела? Что же мне теперь делать?

Ответ пришел очень скоро. Я узнала, что барышня собирается стать мамой, поэтому так спешно и обвенчались молодые.

Я ликовала. Провидению было угодно, чтобы я вошла в дом брата на правах няни. Если бы ты знал, как мне было приятно заводить старинные часы. Я сделала это в полночь, когда все спали. Я достала старинный ключ, подаренный мне отцом, повернула несколько раз. Звякнули пружинки, механизм пришел в движение, стрелки сдвинулись с мертвой точки. Когда часы стали отбивать время, все обитатели дома пришли в трепетный восторг. Я восторгалась вместе со всеми. А душа моя ликовала. Я испытывала превосходство над этими людьми.

Я не спешила забирать маятник. Мне это стало ненужным. У меня было все, о чем люди мечтают: я жила в богатом доме брата, меня любили, у меня рос прекрасный, умный малыш, которого я считала своим сыном, – улыбнулась. – Я до сих пор считаю тебя своим сыном, Роберт. Прости мне эту прихоть.

– Прощаю, матушка, – сказал Роберт с улыбкой.

– Спасибо, милый, – глаза Тильды увлажнились. – Жаль, что нельзя вернуть назад то беззаботное время, когда ты был малышом, когда твой отец еще ни о чем не знал, – она вздохнула. – Я не знаю, кто сказал Ироду, что я – его сестра, но это известие изменило мою жизнь. Вначале он хотел меня убить, но потом обвинил в нечистоплотности и выгнал с позором. Выгнал, не дав мне ни гроша. Небольшие сбережения, которые у меня были, очень быстро закончились. Чтобы выжить, я пошла в монастырь. Но через несколько месяцев сбежала оттуда. Меня поразило то, что монахини говорят одно, делают другое, думают третье. Жить среди таких людей мне стало нестерпимо. Я взяла узелок с вещами и пошла бродить по свету, – улыбнулась. – Господь услышал мои молитвы. Я встретила родителей Джулианы. В их доме я обрела покой и счастье. Мысли о мести меня нет-нет да и донимали, но я боролась с ними, и наконец-то одержала победу. И вот… – она стукнула ладонью по маятнику. – Орудие мести само явилось в мой дом. Этот маятник исковеркал мою жизнь. Зачем он мне? Чтобы умножить мои страдания? – покачала головой. – Отнеси его назад, Роберт.

– Нет. Я не понесу его обратно, – заявил Роберт категорично. – Если хочешь, неси его сама.

– Неплохая мысль, – воскликнула Тильда, глаза ее засияли. – Я отнесу его обратно завтра в полдень.

– Завтра в полдень, – повторил Роберт…

Тильда вошла в гостиную, увидела старика, сидящего перед большими часами. Взгляд старика был устремлен на стрелки, который замерли на цифре двенадцать.

– Удивительная штука – жизнь, – сказал он. – Каждый день преподносит свои сюрпризы.

Тильда подошла к часам, открыла дверцу, повесила маятник на место, качнула его, несколько раз повернула ключ в механизме. Пружинки звякнули, стрелки вздрогнули, часы пробили двенадцать раз. Старик улыбнулся.

– Вот чего мне не хватало – голоса часов, голоса вечности, – посмотрел на Тильду. – Неужели, золото потеряло свою цену, что люди так легко расстаются с ним?

– Для кого-то оно никогда не имело цены, – сказал она. – В мире есть другие ценности, о которых ты даже не подозреваешь.

– Другие ценности – это сказки для бедных. Оставь свои проповеди, Тильда, – старик скривился. – Нам с тобой прекрасно известно, что мир не изменится до тех пор, пока люди сами не захотят измениться, пока не поймут, что маятник зла заложен в каждом из нас. В любой момент он может прийти в движение и оглушить своего владельца двенадцатью ударами. Что произойдет после, предсказать невозможно. Никто не знает, что случится после финального удара.

– Никто из людей, – добавила она. – Прощай.

– Прощай, – сказал он, закашлялся.

Тильда вышла на улицу, подставила лицо солнцу, улыбнулась.

– Как хорошо быть свободной, – сказала она. – Как легко, когда нет внутри тебя страха и злости. Какое счастье, что я поняла это и смогу жить с радостью и чистой совестью…

Ровно в полдень Джулиана появилась на пороге дома Тильды. Была она одета в яркое воздушное платье и выглядела еще моложе, чем прежде. Она распахнула дверь, глубоко вздохнула, вошла. В доме было пусто и тихо.

– Ро-бер-т, – позвала Джулиана.

Никто не отозвался. Джулиана прошлась по комнате, заглянула за занавески, постучала пальчиком по стеклу, сказала с дрожью в голосе:

– Я так и знала. Так и знала… – она вытащила из волос шпильки, тряхнула головой. – Что же мне теперь делать? Что? Зачем я в него влюбилась?

Развернулась, пошла к двери. Остановилась в дверном проеме, прижалась спиной к косяку, сказала воображаемому собеседнику: