Осень - [38]

– За что? За что? За что?

– За все хорошее, – сказала Рахиль с изрядной долей сарказма. Она проходила мимо комнаты сестры и по-привычке задержалась у двери. Она не стала, как обычно, прикладывать ухо к замочной скважине, все было и так прекрасно слышно.

– Плачь, плачь, железная Робин. Так тебе и надо, – Рахиль скрестила на груди руки, усмехнулась. – Наконец-то ты поймешь, что такое горечь обиды. Наконец-то ты почувствуешь, как больно, когда тебя обижают близкие люди, которые должны тебя поддерживать, жалеть, оберегать, любить, – вздохнула. – Жаль, что ты никого никогда не любила, Робин. Жаль…

Робин не слышала ее слов. Она рыдала от боли и отчаяния. Это были ее первые настоящие слезы. Само слово «настоящие» ее пугало, потому что в самой Робин не было ничего настоящего. Она вся была соткана из лжи, лукавства, лицемерия и ненависти. С детства она усвоила одно простое правило: ее любой каприз будет выполнен, едва отец увидит слезы. Робин манипулировала родителями, издевалась над сестрой и братом. Ей доставляло удовольствие смотреть на страдания других. А теперь она сама оказалась в их положении. Она льет слезы, стонет и не знает, как успокоиться. Мысли сменяют одна другую, но от них становится еще больнее, еще обиднее, еще жальче себя.

– Неужели, Роберт прав, и я действительно сама себя разрушаю? Если это, в самом деле, так, то мне необходимо спасать себя. Спасать, как можно скорее. Но я не знаю, как это сделать. Может, попробовать чему-нибудь порадоваться. Но чему? Тому, что Роберт утащил маятник? Нет, я не желаю думать про этого негодяя, из-за которого со мной происходит такое безобразие…

Робин поднялась, подошла к зеркалу, ударила себя ладонью по одной, потом по другой щеке, сказала строго:

– Хватит ныть. Не забывай, что ты – железная Робин.

Слезы закончились. Робин несколько раз глубоко вздохнула, процедила сквозь зубы:

– Не смей распускаться. Ты теперь в доме главная. Отец будет делать все, что ты захочешь. Поводов для слез нет. Нет и быть не может…

На крыльце Роберт столкнулся с братом.

– Привет, рад тебя видеть! – воскликнул Риф, обняв его. – Рад, что ты вернулся и…

– Вынужден огорчить тебя, Риф, я не вернулся, – сказал Роберт. – Я заходил за маятником. И уже убегаю.

– Но ты ведь вернешься? – спросил Риф с надеждой.

– Нет, – ответил Роберт. – Я никогда больше не вернусь в этот дом.

– Нет, это жестоко, – Риф схватил его за рукав. – Не уходи, не бросай меня сейчас, когда все так прекрасно. Прости, я говорю что-то не то, потому что ужасно расстроился из-за того, что ты сказал. А я так радовался, что у меня будет возможность с тобой поговорить о жизни.

– Возможность у тебя будет, – Роберт улыбнулся. – Я сказал, что никогда больше не приду в этот дом, но мы ведь с тобой можем встречаться в любом другом месте. Приходи к моей няне Тильде. Приходи тогда, когда захочешь. Я буду ждать тебя, – Роберт обнял его. – Буду рад тебя вновь увидеть.

– Правда? – Риф с надеждой посмотрел на Роберта.

– Правда, – ответил тот и пошел прочь.

– Спасибо, брат. Счастливого тебе пути, – крикнул ему в спину Риф.

Роберт махнул ему рукой, оборачиваться не стал. Он и так пробыл в родительском доме больше, чем хотел.

Воодушевленный встречей с братом Риф вошел в дом, напевая веселую песенку.

– Не обольщайся на его счет, сынок, – прервал его веселье голос отца. – Роберт не такой уж прекрасный парень, каким показался тебе. Ты сам скоро во всем разберешься, все поймешь. Иди, посмотри, что он тут натворил.

Риф вошел в гостиную. Замер. Вид часов, лишенных маятника, его напугал.

– Зачем Роберт забрал маятник? – спросил он, уставившись на часы.

Отец, сидящий в своем любимом кресле, ответил не сразу.

– Твой любимый Роберт решил не дожидаться, пока вы с сестрами поймете, что маятник – самый ценный элемент в этих часах.

– Что ценного в медном маятнике? – спросил Риф с усмешкой.

– То, что он вовсе не медный, а золотой, – ответил старик, пробуравив его колючим взглядом.

– Не может быть, – Риф покачал головой. – Нет, это – выдумка, миф.

– Маятник золотой, поверь мне, сынок, – сказал старик. – За него можно получить много-много денег, гораздо больше, чем достанется вам в наследство.

– Вот это новость! – воскликнул Риф. – Надеюсь, сестрицы об этом еще не знают?

– Пока нет, – старик посмотрел на Рифа испытующе, стукнул ладонью по подлокотнику, поднялся. – Это тайна, о которой знаем лишь мы с тобой.

– Вот и прекрасно, отец, – Риф обнял его. – Как твое самочувствие?

– Терпимо, – ответил тот, закашлялся. – Терпимо.

Риф усадил его в кресло, подал воды, погладил по спине, проговорил нежно:

– Береги себя, папа.

– Спасибо за заботу, сынок, – сказал тот, крепко сжав его руку. – Надеюсь на тебя.

Риф пошел к себе, размышляя над словами отца о маятнике. Решил, что старик выживает из ума. Эта мысль его огорчила, но следом пришла новая мысль, которая показалась более разумной.

– Старик хочет нас с Робертом поссорить. Он специально рассказал мне сказку про золотой маятник, чтобы возбудить во мне зависть. Но мой дорогой папенька не учел одного, я – не алчный человек. Я не стану гоняться за мифическим золотым маятником, потому что у меня есть дела поважнее.