Осень ацтека - [152]

— По моим прикидкам, сто сотен. Сила, ничего не скажешь, грозная. Воины давным-давно заполнили все здешние пещеры и разбили лагеря на здешних склонах. А поскольку они происходят из огромного количества различных народов, которые вдобавок подразделяются на добрую сотню племён, я приказал, чтобы лагеря они устраивали по отдельности и на расстоянии один от другого. Сам ведь знаешь, многие из них веками враждовали между собой — или вообще со всеми чужаками. Я опасался, как бы здесь у нас не вспыхнула междоусобица.

— Воитель Ночецтли, ты весьма проницателен.

— Однако само разнообразие наших сил делает управление ими весьма сложным. Я поставил во главе сборных отрядов лучших наших командиров, благородных воителей и куачиков, но, отдавая приказы или делая замечания, они могут обращаться напрямую лишь к тем вождям племён, которые знают науатль. Ну а вожди уже переводят услышанное на свой язык. Но это простейший случай, а бывает, когда в целом отряде, и не в одном, на науатль не говорит никто, так что приказ приходится переводить снова и снова, от племени к племени, от отряда к отряду. Примерно один человек из каждой сотни вынужден большую часть времени выступать в качестве переводчика. И, разумеется, при неоднократном переводе, передаваясь из уст в уста, команды нередко искажаются, причём самым причудливым образом, порой до неузнаваемости, а то и до полной противоположности. Представь себе, что я, построив людей в колонну, отдаю первому ряду команду: «Шагом марш», а до последнего она доходит в виде распоряжения: «Всем отдыхать». Что же касается присланных тобой йаки, так с ними вообще никто не может общаться. Им можно приказывать что угодно, — хоть «Шагом марш», хоть «Всем отдыхать». Всё равно не поймут.

Я постарался подавить улыбку. Несмотря на то что мой собеседник раздражённо ворчал, можно даже сказать — брюзжал, но в целом же работа, проделанная благородным воителем, сумевшим в труднейших условиях управляться с огромной разноплеменной армией, заслуживала искреннего восхищения. И, разумеется, я не преминул сказать об этом Ночецтли.

— Ну, вообще-то до сих пор мне каким-то образом удавалось и занять людей, чтобы им от безделья дурь в головы не лезла, и не допустить столкновений и раздоров. В конце концов как-то, хоть жестами, можно объясниться даже с йаки. Если нельзя сказать, что нужно делать, можно это показать. У меня все были при деле: кто охотился, кто рыбу ловил. Многие жгли древесный уголь, смешивали порох, отливали свинцовые шарики, и так далее. Те посыльные, которых ты отправил на Цеборуко и в Ацтлан, вернулись с изрядными запасами жёлтой серы и горькой селитры. Так что теперь у нас столько пороха и шариков, сколько мы можем нести, когда отсюда выступим. Рад также доложить, что и гром-палок у нас гораздо больше, чем раньше. Часть принесли с собой грабившие испанцев в Новой Галисии женщины пуремпеча, а часть — воины северных племён, нападавшие на посты и патрули белых по пути через Спорные Земли. Теперь мы располагаем почти сотней ружей, а людей, умеющих стрелять из них, у нас вдвое больше. Кроме того, нам удалось обзавестись немалым количеством стальных ножей и мечей.

— Тебя послушать, так дела у нас обстоят просто лучше не бывает. А есть хоть какие-нибудь неприятные новости?

— Только то, что мы гораздо лучше снабжены оружием, чем продовольствием. Чему, учитывая, что кормить необходимо сотню сотен ртов, удивляться не приходится. Наши охотники и фуражиры уже перебили в окрестностях всех животных и птиц, собрали с горных склонов все фрукты, орехи и съедобную зелень и выловили из водоёмов всю рыбу. Вся беда в том, что мне пришлось запретить отрядам, которые я отправлял добывать продовольствие, совершать дальние походы, поскольку это могло породить нежелательные слухи и даже раскрыть врагу тайну нашего сбора. Теперь, наверное, ты отменишь этот мой приказ, поскольку мы уже некоторое время питаемся лишь клубнями, кореньями, насекомыми да лягушками. Воинам, честно говоря, это только на пользу — не растолстеют, да и злее будут, — но у нас тут помимо воительниц пуремпеча, о которых я уже упоминал, набралось немало женщин и детей, бежавших из рабства вместе с мужьями и отцами. Они пришли сюда в надежде на лучшую долю, и их мне искренне жаль. Надеюсь, владыка, ты немедленно прикажешь нам выступить и перебраться на более щедрые земли?

— Нет, — ответил я. — Все твои приказы остаются в силе, и я пока не разрешу армии стронуться с места, даже если некоторое время нам придётся жевать кожу собственных сандалий. И вот почему.

Я повторил Ночецтли всё, что рассказал мне епископ Куирога, и добавил:

— И вот мой первый приказ. Вышли на запад самых зорких и быстроногих дозорных. Пусть они, хорошенько спрятавшись, возьмут под наблюдение каждую дорогу, тропу, оленью тропку, ведущую из Компостельи на север. Когда губернатор Коронадо с войском и обозом выступит из города, они должны будут сосчитать, сколько у него людей, оружия, лошадей, мулов, носильщиков, поклажи — всего, что он берёт с собой. Мы не станем нападать на его караван, потому что этот глупец собирается оказать нам неоценимую услугу. Когда я получу донесение о том, что он и его вояки выступили в поход, и решу, что они продвинулись достаточно далеко на север, тогда — но никак не раньше — выступим и мы. Ты понял, воитель Ночецтли?