Оседлать чародея - [59]

Подкованные копыта коней впечатывались в раскатанный подводами грунт, оставляя на нем отчетливые оттиски. Виану не надо было присматриваться, чтобы знать – на каждой подкове изображение четырехлистника, чтобы в случае чего путь коня из государевой конюшни можно было легко отследить. Только вот не в этот раз – свежие следы от копыт обеих лошадей почти сразу исчезали, словно частички потревоженной почвы торопились заползти на старое место. Уже в пяти шагах позади коня никаких отпечатков подков видно не было. При этом старые следы – и людские, и конские, и от колес – оставались на месте. Виан лишь покачал головой, дивясь самим же сотворенному чуду, и поворотил коня.

Обратно скакали размашистой рысью и все равно еле успели: стоило Виану свернуть на боковую тропу, как со стороны Тищебора послышался конский топот и чьи-то голоса.

– Молодец, – похвалил парня выглянувший из кустов конек, – справился. А теперь дуй вперед. Через переклад, если тихо все будет, остановишься и меня дождешься.

Так Виан и поступил, не тратя времени на споры-разговоры. Замысел конька ему был уже вполне понятен – исчезни следы его лошадей прямо перед тропой, преследователю, ежели таковой в самом деле имелся, было бы понятно, куда свернули путники. А так – затерялись следы посреди тракта и затерялись. Пойди пойми – почему.

Конек, как и обещал, догнал его в перекладе от тракта.

– Вольные люди ехали, – сказал он. – В Праксисе собирались на корабль наниматься всей ватагой. Балбесы молодые, – добавил он осуждающе.

Виан перевел дух и ухмыльнулся – ну в самом деле, кому он со своими «государевыми» делами нужен!

– А вот следом за ними, – продолжил горбунок, – трюхали двое храмовых. Ехали не торопясь и весьма пристально всматривались в следы на дороге. К чему бы это?

По счастью, это была одна из двух неприятностей за весь путь до Рачьей бухты. Второй оказался дождь, который пошел утром второго дня пути, да так и продолжался до самого вечера, словно задавшись целью подтвердить мрачный Вианов прогноз.

– А почему бухта – Рачья? – спросил Виан, кутаясь в плащ, в то время как кони чавкали копытами по пузырящейся в колеях грязи.

– Не знаю, – отозвался конек, тряся обвислыми мокрыми ушами. – Знаю только, что там была тайная пристань.

– Тайная? – с одной стороны, дождь к беседе не располагал, с другой – она позволяла отвлечься от текущей за шиворот воды.

– Ну да. Не все же товары перевозят с полным соблюдением таможенных правил и прочего.

– А почему так далеко от столицы? Не проще прямо возле города эту тайную пристань сделать? Ну, не прямо возле, а, скажем, в затоне каком.

– Балда. Ты когда-нибудь корабли морские видел? Они по Тише и на десять перекладов от моря не поднимутся.

– Можно подумать, ты видел, – отозвался Виан, но потом вспомнил о таинственной двойственной природе конька: вроде бы он и народился нынешним летом, но при этом всюду бывал и всех видал.

Конек, видимо, понял это и не стал отвечать.

– Это давно было, – сказал он, – когда здесь наместник Эрианта правил.

– Тракт-то южный не зарос травой, – справедливо заметил Виан, – стало быть, ездят по нему.

– Много ли едущих ты сегодня видел? но ты прав – ездят, конечно. Может, сейчас не сезон просто. По побережью куча мелких городков и рыбацких деревенек. Ну, главным образом рыбацких. Тракт, сдается мне, к одному из таких городков сворачивает, Атою, а потом так и идет вдоль морского берега, пока с Праксийской дорогой не сольется. Мы же повернем чуть на восход.

Некоторое время ехали молча. Капало с веток, с листьев, с неба. Кобыла нервно фыркала и трясла головой, дергая повод. Из-под копыт взлетали фонтанчики грязи, украшая рыжий кобылий бок бурым крапом.

– Говоришь – погода хорошая? – поинтересовался горбунок.

– Вчера была, – пожал плечами Виан. Подумал и спросил: – А какое оно – море?

– Скоро сам увидишь. Если в целом – очень много соленой воды, очень много запаха соленой воды и водорослей, много неба, много горизонта – его ничто не заслоняет. А так – море в тихую погоду, в легкий шторм или в бурю совершенно разное. И с нашего берега оно не такое, как со стороны Абаэнтиды.

– А оно синее? Я читал, что море – синее.

– Синее, – чуть рассеянно согласился Лазаро. – Когда небо чистое и ветра нет – даже голубое. Темно-синее, когда есть ветер. Серое, черное, серебристое. Возле Праксиса в шторм – коричневое: слишком много там речной мути.

К вечеру кто-то на небе смилостивился – Виан был склонен полагать, что Ветробог. Это он пасет стада туч и гоняет их туда-сюда по собственному усмотрению. Над городами, наверное, как-то с Пастхом договаривается…

Короче, кто бы это из небожителей ни был, но дождь сперва ослаб, а перед закатом и вовсе прекратился. Тучи, как стадо серых баранов, не спеша разбрелись в стороны, толкаясь боками и, может быть, даже по-своему блея. Из образовавшихся прорех брызнули оранжевые лучи дневного светила.

– Не просушит уже, – вздохнул Виан, поглядывая то на солнце, откровенно собирающееся на ночлег, то на мокрую траву, в которую с ветвей все еще продолжали срываться капли.

Конек тоже вздохнул, покачал головой, а затем направился к чем-то приглянувшейся ему крошечной полянке шагах в сорока от дороги. Постоял, посмотрел, склонив голову набок, затем сел по-собачьи и, вскинув передние копыта, произнес что-то шепотом.