Осады и штурмы Северной войны, 1700–1721 гг. - [220]

Содержащиеся в наставлениях рассуждения о времени начала штурма и о распределении идущих на приступ войск удачно дополняются сведениями из русских документов о подготовке того или иного штурма. Так, в первые годы войны петровские военачальники начинали штурм в ночной темноте, однако под Нарвой в 1704 г. благодаря фельдмаршалу Огильви была опробована дневная атака, которой Петр придерживался и в дальнейшем.

Наиболее кровавым с точки зрения потерь в европейских осадах было взятие контрэскарпа или крытого пути, т. е. захват внешнего края крепостного рва. Для русских войск таким эпизодом стал бой за палисад Дерпта. Генеральный штурм, т. е. открытая атака основного периметра крепостных укреплений, а не их внешних построек, был крайне редким явлением, если речь шла о крупной бастионной крепости. Фактически лишь взятие Нарвы было достигнуто успешным штурмом через бреши в стенах и завершилось погромом в захваченном с боем городе; это единственный пример на русско-шведском фронте. В целом осада Нарвы 1704 года предстает наиболее выдающейся осадной операцией, поскольку в ее ходе были использованы все тактики, в то время как большинство других крепостей сдавалось не дожидаясь штурма.

Ожесточенный штурм крепости с разорением города и уничтожением защитников и жителей встречается несколько раз на Украине. Для шведов это был способ устрашить местное население и принудить его к сотрудничеству, для русских – покарать мятежников. Борьба за небольшие и слабо укрепленные пункты была широко распространенным явлением на юго-западных рубежах Российского государства в 1708–1711 гг., однако ряд примеров того же рода боевых действий находится в начальный период войны в кампаниях в Лифляндии, Ижорской земле и других. В частности, в книге рассказано о возможно самом раннем и сравнительно крупном боевом столкновении на шведско-русском фронте вскоре после Нарвского сражения – «на пустом дворянском дворе» на р. Сарье в январе 1701 г.

Значительное место в опыте петровских и каролинских войск составляли эпизоды с атакой либо защитой полевых фортификационных сооружений, временных заграждений – рогаток и вагенбургов, засек и даже отдельных домов. Опора на полевые укрепления и оборонительная тактика у русского командования вполне вписывается в военную доктрину того периода. Несмотря на то, что в теоретических трудах и на практике неоднократно доказывалась уязвимость таких позиций, протяженные линии и ретраншементы были распространенными средствами решения тактических и оперативных задач для европейских военачальников, и к ним часто прибегали петровские генералы. Согласно военной теории эпохи, отдельно стоящие редуты играли свою роль при защите отдаленных позиций, цепочки редутов позволяли прикрывать тылы и комуникации, но русская система редутов как передовая позиция на пути атакующих порядков противника под Полтавой стала, преднамеренно или нет, подлинным петровским «ноу-хау».

Краткая характеристика квалификации петровских инженеров и военачальников вполне может быть позаимствована у Ф. Ф. Ласковского. «Действия русских при осаде всех крепостей достаточно убеждают нас, что они только начинали изучать осадное искусство, приближаясь к современному состоянию его у других народов Европы, и не вполне были знакомы даже с главнейшими нововведениями, появившимися по этой части. Но самый характер тогдашних крепостных оград весьма много способствовал успешному окончанию всех их осад. Русские, пользуясь возможностью поражать с дальнего расстояния высокие каменные стены, производили преждевременные обвалы, уничтожали огонь фланкирующих частей и тем избавлялись от производства венчания гласиса и постройки на нем батарей, а следовательно, и от всех ближайших работ, требовавших особенного искусства и большой осторожности. Окончательные же действия осад основывались на мужестве и храбрости войск, а не на искусстве в инженерном деле; везде встречаем приступы с помощью лестниц, правда, сопровождавшиеся блистательными успехами, но зато стоившие и многих жертв, и нигде не видим постепенных осадных действий, которые, конечно, были бы соединены с меньшими потерями в людях»[2080].

После внимательного изучения петровских осад сложно не согласиться с этим не вполне лестным отзывом о русском военном искусстве в Северной войне. Ласковский смотрел на осадное дело Петровской эпохи как профессиональный военный инженер середины XIX в., когда научный «вобановский» метод считался общепризнанным эталоном инженерного искусства, и с этой точки зрения осады Северной войны действительно были далеки от идеала. Однако такой подход не отвечает принципу историзма, поскольку судит о событиях по меркам другого, более позднего периода. Если же мы посмотрим на практику конца XVII – начала XVIII в., то увидим, что от идеала были далеки и осады в Западной Европе. Например, скромный опыт шведской королевской армии по осаждению и взятию крепостей представляет немало примеров отваги, но немного образцов инженерного мастерства. Наиболее подробное на сегодняшний день исследование осадного искусства Войны за испанское наследство 1702–1712 гг. было проведено Дж. Оствальдом, и его выводы оказываются неожиданными для тех, что склонен идеализировать влияние вобановского учения на европейское военное дело. Изучив 115 (!) осад в Италии, Испании и, преимущественно, во Фландрии, исследователь пришел к выводу, что наиболее успешные французские и союзные генералы не только игнорировали важнейшие элементы осадной тактики