Осада - [10]

Дора мотнула головой.

— Денег я тебе дать не смогу, кроме тех двухсот пенгё, которые у меня есть. Ну, может, двести пятьдесят, сколько у меня есть, я точно не помню. Я их сейчас принесу, пусть у тебя хоть немного будет. И отдавать их мне не надо… Я говорила до этого с Золи, вызвала его из мастерской, именно поэтому тебе пришлось так долго ожидать. Ходит сюда один немец, с его помощью мы попробуем добиться для тебя немецкого покровительства. Кто на них работает, они всех берут под свою опеку. Но тебе надо будет поработать хоть немного в швейной мастерской, где шьют военную форму, солдатское белье и тому подобное. Ты ведь умеешь шить белье. Может быть, удастся договориться, и тебе будут выдавать работу на дом.

Ложка в руках Розы остановилась на полпути ко рту.

— Я не свою шкуру хочу спасти… Вильмаш еще так молод. Его тоже забрали в гетто, как и Гизи. Продуктов у них всего на два дня. Мне для него нужны эти три тысячи…

— Если его взяли в гетто, то ты уже не сможешь передать ему туда деньги…

— Утром их должны посадить в вагоны, — перебила Дору Роза. — Я узнала. Если я сегодня же отнесу ему документы, то ночью он мог бы бежать с завода. Кто знает… А без документов и бежать нет смысла… Куда без них денешься?

На глаза Доры навернулись слезы. Она уж пожалела, что поторопилась с отказом. «Надо бы дать…» Но вдруг другая, более трезвая мысль заставила ее снова задуматься: «А если его поймают? Следы приведут ко мне…» Она подошла к туалетному столику и начала рыться в ящике.

— Вот триста есть… — Она повернулась и положила деньги на стол. — Возьми.

«Ну, спасла называется…» — Роза так сжала ложку, что побелели пальцы.

— Мне пошел пятьдесят пятый год, Дора. Мне уже нечего ждать от жизни. И к немцам в пасть я добровольно не пойду, даже если бы и могла на что-то рассчитывать… — Она вдруг замолчала, не закончив мысль «что тем более способствовало бы процветанию фирмы Борански…».

Роза опять начала есть. «Мясной суп… И из-за этого я сюда пришла…» Она разозлилась на самое себя, потому что действительно после нескольких ложек супа по-настоящему почувствовала, как была голодна.

Показав глазами на деньги, Дора сказала:

— Спрячь. Не хочу, чтобы их видела служанка.

Ложка громко стучала о дно тарелки.

— Подумай… — Дора переплела пальцы рук и умоляюще объяснила: — Я так просила за тебя Золи… Он не хочет вмешивать семейные дела в дела фирмы… Ты будешь в полной безопасности…

Роза пропускала ее слова мимо ушей. Она смотрела на пустую тарелку и лежавшие около нее три красных банкноты.

— Шестьсот у меня уже есть, — начала она считать вслух, — с этими тремястами — девятьсот. За золотое кольцо, допустим, дадут шестьсот, итого полторы тысячи.

Дора подумала, что ослышалась. Раньше, подписывая долговое обязательство, Роза готова была отдать все что угодно: мебель, одежду, постельное белье, но только не кольцо.

— Свое кольцо?! — спросила Дора.

— Не могу же я отдать грабителям свои вши.

Дора чуть не вскрикнула:

«Да ведь один камень в нем стоит тысячи полторы!» Взгляд Розы между тем остановился на висевшем на шее свояченицы кресте, украшенном бриллиантами, и, прежде чем что-то сказать, она вдруг попросила:

— Отдай мне это. Все равно тебе он нужен просто для форса. Может быть, его возьмут за полторы тысячи, и тогда у меня уже будет три тысячи пенгё.

Дора сразу двумя руками схватилась за висевший на груди крест. Глаза ее округлились. «Да он стоит не меньше чем десять тысяч». Уголки губ ее вытянулись. Из горла вырывались какие-то глухие звуки:

— Христос с тобой… — она почувствовала колики в желудке и запричитала от боли и от обиды: — Не мучь меня… Уходи! Я больше не могу, я тоже человек. Хватит с меня моего собственного креста.

Роза положила деньги в свой ридикюль.

— Тебе он нужен просто для форса, — повторила она глухим голосом и добавила: — А я могла бы с его помощью сделать доброе дело.

Дора посмотрела на свояченицу как на какое-то чудовище. Она энергично затрясла головой.

— Отдать за бесценок!.. — вырвалось у нее из груди. Она задыхалась. Страшно кололо в боку. Отдышавшись, она наконец обрела дар речи, и каждое слово с болью срывалось с ее уст.

— Его преосвященство кардинал… — Дора снова замолчала и немного погодя продолжала: — Лично освятил этот крест… — Опустив правую руку, она ухватилась ею за край софы. — Уходи, ты меня убьешь…

Глаза у Розы покраснели, лицо горело. Внезапно ее охватило чувство странной усталости. Она сунула под мышку плоский продолговатый сверток и медленным тяжелым шагом направилась к выходу. У самой двери ее настигли хриплые слова Доры:

— Я буду молиться за тебя…

Роза обернулась и с отчаянием воскликнула:

— Носи свой крест! Пусть под тобой провалится земля!

Не закрыв двери, она пробежала через переднюю и выскочила из квартиры.

На лестнице было темно. С дрожью в ногах Роза ощупью спускалась вниз. Лицо ее все еще горело. В воздухе мелькали мелкие снежинки, которые, падая, будто иглами кололи лицо. Роза шла по дорожке сада, выложенной плиткой. Когда она проходила мимо окна дворничихи, та сидела за швейной машинкой и шила, как и в момент ее прихода.

У выхода со двора Розу нагнала служанка Доры и сунула ей сверток со словами: